Я и теперь еще... иногда мне хочется убежать от тебя и спрятаться навсегда. Я спрашиваю себя: можно ли ему верить? Может, ему нужно только мое тело? Но тогда я возражаю себе: ведь он уже подучил сполна, зачем ему во все это ввязываться? Значит, он говорит правду. Но тут же все во мне протестует. “Не верь ему, не верь”. Прошлое умирает очень медленно, и его отголоски окружают меня со всех сторон. Когда ты говоришь со мной, я слышу твои слова, но в: глубине души передо мной встают совсем другие слова, тайные, словно невидимые иероглифы. Я начинаю сомневаться... какие из этих слов настоящие. — Юкио посмотрела на него. — Тебе это о чем-нибудь говорит? "— Думаю, что да.— Нет, ты не понимаешь. — Ее глаза светились в тумане. — Кажется, я пытаюсь сказать, что люблю тебя. * * * Руки Юкио обвивали его шею. Николас совершенно не понимал, как они могли там оказаться. Разве еще минуту назад они не были внизу? Разве она с тех пор двигалась? Что произошло?Затаив дыхание, они соединились в бесконечно долгом поцелуе. Плотные облака плыли в холодном небе.Николас и Юкио отнесли вещи в небольшой ветхий домик, в котором продавали билеты на паром. Какой-то подросток взял у Николаса два железнодорожных билета, проштамповал и пробил их компостером в нескольких местах.— Следующий паром отправляется через семь минут. Даже здесь, в захолустном городишке, чувствовалась характерная для японцев любовь к точности.До отплытия Юкио вела себя необычно тихо. Но как только паром тронулся, ее задумчивость как ветром сдуло.— Наверное, в городе будет какой-нибудь новый спектакль, — весело сказала она. — Или... там можно взять скаковых лошадей. Мы могли бы покататься и устроить пикник.Словно ничего и не случилось там, на берегу. Но Николасу было не по себе.Они смотрели на пенистую дорожку, за которой, как далекая мечта, скрывался в тумане Симоносэки. Чайки с жалобными криками вились над кормой. Паром прошел совсем рядом с двумя рыбацкими лодками, покачивающимися на волнах. На их мачтах были развешены черные сети, будто какой-то сумасшедший натянул дырявые паруса. Мальчишка на одной из лодок приветливо помахал рукой, но никто на пароме ему не ответил.Николас перевел взгляд на Юкио. Ее голова была откинута назад, словно она пыталась уловить слабое солнечное тепло; черные волосы развевались на ветру. Легкая тень от подбородка падала на ее длинную шею. Твердые округлости грудей Юкио; ему это кажется или действительно ее набухшие соски проступают через кружево лифчика?— Как ты думаешь, почему Сацугаи боится полковника? Ветер подхватил ее слова и унес их в туман, к рыбацким лодкам, которые уже успели превратиться в смутные точки. Николас не был уверен, правильно ли он расслышал.— Я об этом не знал.Юкио повернулась и внимательно посмотрела на него.— Да? Ты хочешь сказать, что ничего не замечал? Впрочем, тут нет ничего удивительного. В конце концов, я провела с ним гораздо больше времени, чем ты.— Они часто спорят. — Николас облокотился на поручень, наклоняясь над водой, и почувствовал прикосновение ее руки.— Не делай этого. — Юкио засмеялась. — Если ты упадешь, мне придется прыгать вслед, а я терпеть не могу воды.— Воды и поездов.— Вода хуже всего. Нет, я ничего не имею против моря; мне даже нравится на берегу. Просто я ужасно боюсь приливов, откатных волн и всего такого.— Что касается Сацугаи, — продолжал Николас, — они противоположны по своим убеждениям. Но все это на уровне разговоров.— Ты можешь себе представить, что они встречались бы друг с другом, если бы не Итами и твоя мать?Николас смотрел на воду, темную и светлую одновременно.— Не думаю.— Правильно. Я знаю Сацугаи. Такая ненависть может объясняться только страхом, а Сацугаи не из тех, кого легко запугать, поверь мне. Значит, у полковника есть что-то действительно серьезное против Сацугаи.— Видимо, дело в том, что Сацугаи в свое время подозревали в военных преступлениях как члена дзайбацу. Ты знаешь об этих чистках, когда американцы пытались разрушить традиционные плановые структуры. Мой отец выступил тогда в защиту Сацугаи. Я не знаю подробностей, но в любом случае такой долг должен очень тяготить Сацугаи.— Да. Он гордится тем, что всего добился сам. Теперь он стал еще могущественнее, чем до войны. — Юкио покачала головой. — Подумать только — этим, пусть отчасти, он обязан полковнику.— Родственные связи. Для моей матери это важнее всего; по сравнению с этим политика не имеет никакого значения. Кроме отца и меня, у нее есть только Итами. И они друг для друга готовы на все.Туман сгустился, и стало холодно. Время от времени паром давал гудок, резкий и скорбный. Чайки улетели, и уже нельзя было рассмотреть даже воду за бортом. Казалось, они летят по воздуху; густая белизна тумана окутывала их удушающей пеленой. Голоса с другого конца парома звучали странно, будто доносились до них через огромную бездонную пропасть.Неожиданно из густого тумана появились очертания берега, и с легким толчком паром ткнулся в причал. Николас подумал: как капитан смог найти дорогу в таком тумане? Послышался скрип канатов, потом раздался яростный собачий лай. * * * Поездка в Кумамото показалась Николасу бесконечной, хотя она составляла лишь небольшую часть всего путешествия. Может, виной этому был густой туман. Николасу мучительно хотелось выяснить, что привело сюда Сайго. Теперь он уже не сомневался, что и Кансацу был этим обеспокоен, хотя сэнсэй никогда не сказал бы об этом прямо. Но что могло быть опасного в поездках Сайго на юг? И почему это волновало Кансацу? Поезд мчался по Кюсю, и эти вопросы грызли Николаса. Больше всего на свете он хотел бы знать на них ответы, но хотеть этого было, разумеется, бессмысленно;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152