Только не сидеть тут, как маразматик, и не пускать слюни. Бывала боль и пострашнее – смерть моей любимой Диосе и первого ребенка, Эмили, после которой я вообще был готов расстаться с жизнью, бросившись в объятия волн и Черного Искателя. Но и это я пережил.
Пришло холодное, мрачное спокойствие. Я поднялся.
– Я придумаю, как нам устроить незамедлительное отплытие, – сказал я. – И пошли королю просьбу о назначении прощальной аудиенции.
Джанела протянула мне руку. Но я встал самостоятельно. Если я проявлю хоть малейшую слабость, то рассыплюсь, как сгнивший на стоянке корабль.
И на нас обрушились дела.
Через час прибыл курьер с посланием от министра Модина, где он приглашал меня и госпожу Ликус, известную ныне как Серый Плащ, почтить присутствием королевскую аудиенцию, назначенную на четвертый час после восхода солнца через два дня. При этом надобно быть готовым ответить на вопросы, могущие возникнуть у короля Гейята.
Впрочем, послание принес не какой-нибудь придворный чиновник, а стражник, сопровождаемый еще двумя.
Мы почувствовали ловушку. Я понятия не имел, какие вопросы могут возникнуть у короля самого или под науськиванием Модина, но холодный тон послания, тот факт, что Джанела упоминалась под тем именем, под каким была известна здесь, в ее отечестве, и вооруженные солдаты – все это давало повод полагать, что обстановка складывается далеко не дружественная.
Даже если мы ответим на предложенные вопросы, наверняка дело растянется на неделю, прежде чем нам разрешат отплыть… а к тому времени Клигус будет уже здесь.
Чувствуя, как ловушка закрывается, я не имел ни мыслей, ни планов, ни идей. Я решил прогуляться по причалу, просто побыть возле воды. Мы, ориссиане, привыкли успокаиваться, глядя на реку, она же приносит нам ясность мышления и умиротворение. Может быть, что-нибудь и осенит меня, собьет с меня тупость, а там уж мы с Джанелой что-нибудь и придумаем.
В сумерках я вышел из дворца.
Я сделал вид, что не замечаю Квотерволза, следующего позади и старательно прячущегося.
Я сел на краешек причала и стал смотреть на небольшие волны, плещущиеся о борта наших судов, так тщательно снаряженных, но которым, похоже, не суждено увидеть цель нашего путешествия.
Что-то падало с неба, плавно раскачиваясь в воздухе, как перышко или снежинка. Я протянул руку, и на ладонь мне упал пепел.
Я поднял взгляд и увидел Ирайю, охваченную огнем.
Небо осветилось, словно солнце изменило свой маршрут и родилось из пламени пожара. И даже не пожара, а пожаров, понял я, заметив множество отблесков на небе. Мне показалось, что ближайший пожар занимается к югу от королевского дворца, в том месте, которое по меркам Ирайи считается районом проживания бедняков.
Один пожар можно считать случайностью… но несколько? Я насчитал по крайней мере восемь очагов огня. Неужели к Ирайе все-таки подобрались враги и напали? Невозможно. Разве что враг изнутри – сам народ восстал.
Квотерволз оказался рядом. Я теперь точно знал, что надо делать. Вид этого пылающего ада сразу отмел в сторону всю нерешительность и неопределенность.
– Вызывай людей, – приказал я. – Мы отплываем через два часа. И позаботься, чтобы никто из наших слуг-шпионов не смог покинуть дворец и разболтать.
Широкая улыбка появилась на лице Квотерволза.
– Слава богам! Теперь-то мы прихлопнем этих ублюдков со всеми их интригами. – Он бросился к дверям дворца, громкими воплями созывая сержантов и капитанов кораблей.
Я направился к Джанеле. Но она уже стояла во дворе, с сумкой через плечо и с саблей на поясе.
– Вижу, боги благосклонны к нам, – сказала она спокойно. – А уж мы воспользуемся моментом, не так ли, друг мой? – Она говорила прямо как ее прадед в минуту сражения, когда вокруг господствовали страх и паника, а он один сохранял спокойствие и трезвую голову.
На подготовку у нас ушло менее часа. Лиенора и всю прислугу заперли в одном из банкетных залов, забив двери на кухню и в буфетную гвоздями и завалив кучей мебели. Два матроса, как я выяснил позднее, настойчиво упрашивали боцмана допустить с ними на корабль своих возлюбленных, но им было отказано.
Квотерволз уже занес мои пожитки на «Ибис», но я оставался на причале, желая взойти на борт последним, несмотря на сильное желание побыстрее убраться отсюда.
Я уже не сомневался, что в Ирайе разразилась гражданская война. Неподалеку я заметил патрульное судно стражников, торопливо удирающее по каналу от гондол, заполненных какими-то оборванцами. Сидящие в них мужчины и женщины кричали и размахивали факелами и оружием. Гондолы нагнали судно стражников, и началось избиение. Когда оно закончилось, одна женщина принялась размахивать багром. На конец багра была нацеплена голова человека, все еще в красном шлеме.
Мои люди быстро занимали места на кораблях, Квотерволз отдавал команды сухопутным бойцам, а Келе – морякам:
– Выбрать кормовой конец! – Моряки бросились выполнять команду. – Мы готовы к отплытию, господин Антеро!
Я взбежал по трапу, и, как только оказался на палубе, его втащили на борт. Взлетели весла.
– На руле держать прямо! – выкрикнула Келе. – Весла левого борта… Гребите же, проклятие!
Нос нашего корабля начал отходить от причала.
– Поднять паруса! – приказала Келе, почувствовав хороший кормовой ветер. Мы двинулись. – Так держать руль… Все весла, разом! Курс на устье канала. Где гребной барабанщик, демон его раздери?!
Барабанщик принялся отбивать ритм для гребцов. «Искорка» и «Светлячок» следовали в кильватере.
– Квотерволз, – приказал я, – лучники…
Он же лишь махнул рукой, указывая, и я увидел вооруженных солдат на полубаке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165