– Когда подумаешь, что этим сооружениям более трех тысяч лет… Подземные каналы! Просто и эффективно! Я написала об этом монографию…
– Да, я ее читал. Очень интересно…
Роман слушал их беседу, между тем небо медленно темнело, а соляные озера мраморно поблескивали уже при свете луны, молчаливые, словно огромные могилы.
Влад зажег фары.
– Через час будем в Кутчахе, – объявил он. – Нужно будет там остановиться и предупредить Сефир Руда, что мы прибудем на место только завтра утром.
– Ладно, – согласился Роман, чувствуя, как спину сводит судорога.
Путь заканчивали в полном молчании. Наконец в лунном свете стали вырисовываться приземистые силуэты домов крошечного поселения Кутчах, похожие на игрушечные домики. Остервенело залаяли черные собаки, бросаясь к машинам, которые постепенно замедляли ход. Влад затормозил возле общинного колодца, за ним остановился автобус, и все с удовольствием стали мыться, между тем как собачий лай, казалось, стал вдвое громче и яростнее. Роман подумал, что сейчас, наверное, весь поселок выскочит посмотреть, что происходит, но почему-то не открылась ни одна дверь.
Он спрыгнул на землю, и собаки отбежали назад со вздыбленной шерстью. Они боялись людей. «Убирайтесь!» – бросил он им, щелкнув языком, этому фокусу его научил Уул; собаки отбежали еще дальше.
Влад долго потягивался, а остальные разгружали имущество, чтобы начать устраиваться на ночь.
– Я спрошу у них, можно ли разбить палатки возле хлева, – сказал Роман, направляясь к ближайшему дому; собаки плелись за ним, обнюхивая его сапоги, низко наклонив головы и опустив хвосты.
– Я с тобой.
Лейла уже обогнала его, предусмотрительно набросив на лицо край платка.
Что-то здесь не так, подумал Роман. Он слышал, как Омар шутит с Уулом, Ли ругается, Влад помогает Татьяне выйти из автобуса, Маттео и Д'Анкосс продолжают свой вечный спор, Ян насвистывает песню «Команданте Че Гевара», насвистывает крайне фальшиво, но главное, что он воспринимал, была тишина, совершенно неестественная тишина.
Он постучал кулаком в старую деревянную дверь, выкрашенную в ярко-синий цвет. Ответа не последовало. Какая-то собака стала громко выть, обнюхивая дверь, потом принялась яростно скрести створку, которая со скрипом открылась на несколько сантиметров. Лейла на мгновение застыла от удивления, затем повернулась к Роману: она, женщина, первой заговорить не могла.
– Есть кто-нибудь? – крикнул Роман. – Можно войти?
Ответа по-прежнему не было. Он легонько нажал на створку, и она распахнулась. Комната была погружена в полумрак. Собака прошмыгнула между их ног и принялась глухо ворчать, затем с визгом отпрянула, волоча по земле хвост.
Лейла тут же вытащила карманный фонарик и зажгла его, направив желтый пучок света на глинобитные стены, утоптанный земляной пол, застланный пластиковыми циновками, зеленой и синей, самодельный низкий деревянный столик, мягкие кожаные сиденья и два тела в черных платьях.
– Боже мой! – воскликнул Роман, бросаясь к женщинам, лежащим на земле лицом вниз.
Сбивчиво дыша, он склонился над той, что лежала ближе к нему, и осторожно перевернул ее на спину. Огромные черные глаза смотрели на него поверх хиджаба. Он слегка приподнял платок. Кровь медленно сворачивалась на открытом горле, длинные ярко-красные струйки текли по белоснежной шее женщины. Он заметил, что его рука, которую он положил ей на грудь, запачкана темно-красным, и, прежде чем перевернуть другое тело, вытер ладонь о джинсы. Вторая женщина оказалась старше – мать и дочь? – но когда он приподнял хиджаб, то увидел такие же раны.
Он слышал, как Омар снаружи произнес: «Darbm aspirin , у меня есть аспирин». – «Спасибо, – ответил Д'Анкосс, – проклятая мигрень…»
– Они мертвы? – спокойно спросила Лейла.
– Да. Перерезали горло.
– Следов борьбы нет, – заметила Лейла все так же спокойно. – Думаешь, они были знакомы с теми, кто напал на них?
Роман, стоя на коленях возле трупов, вздохнул, чувствуя, как у него скрутило живот.
– Не знаю. Я не могу понять, где же мужчины.
– Думаю, они тоже мертвы, – прошептала Лейла. Роман выпрямился:
– Пойдем посмотрим в другой комнате.
Она пошла за ним, без особого волнения перешагнув через два трупа, и Роман сказал себе, что ценит ее в том числе и за это тоже. Не то чтобы она была холодной или безразличной. Просто она привыкла к войне, к смерти во всех ее проявлениях и умела сдерживать свои порывы в обстоятельствах, когда ни в коем случае нельзя было давать волю эмоциям, следовало беречь энергию. В этом заключалась своего рода система самозащиты, которую ему самому удалось выработать на практике за долгие пятнадцать лет.
Они вошли в комнату размером поменьше первой, где находились двуспальная кровать, покрытая темно-коричневым шерстяным одеялом, большой кожаный сундук, пластиковый поднос, разрисованный ярко-красными вишнями, на котором стояли три глиняные пиалы, где еще оставался чай. В углу помещения занавеска закрывала альков, за ним находилась кровать поменьше и примитивная этажерка, на которой стояла алюминиевая кружка, лежали черепаховый гребень и Коран на маленькой белой салфетке.
– Кровать матери, – прошептала Лейла, в то время как Роман поднимал крышку большого сундука.
Внутри лежал человек. Он смотрел на Романа. Кровь пропитала его бороду с проседью и стекала на белую рубашку. При свете карманного фонаря он походил на восковой манекен.
– Почему его запихали в сундук? – спросила пораженная Лейла.
– Не знаю. Возможно, просто так. Или убийца не хотел больше видеть своей жертвы.
– Но вид женщин его не смущал?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98