— Да все они немного дети, переодетые во взрослых, — шепчет Иветт. — Заброшенные дети, оставленные один на один со своими несчастьями.
— Эге! А нас, воспитателей, вы не считаете? Мы заменяем им недостающих родителей.
— Простите, я вовсе не хотела усомниться в вашей преданности делу. Нам сюда, направо!
Визг шин, санитарную машину слегка заносит на скользком шоссе, этот разговор навел на меня грусть.
Дома Иветт, ворча, устремляется к телевизору: ее передача уже началась. Я подъезжаю на кресле к приоткрытому окну. Уже поздно, я слышу, как скрипит снег под ногами возвращающихся с лыжной прогулки, слышу позвякиванье цепей проезжающих машин. Поднялся ветер, влажные хлопья падают на окно, на мой нос, щеки, губы, от них прохладно и свежо. Иветт раздраженно спорит с какой-то репликой ведущего. Я тихонько улыбаюсь, но тут же вспоминаю о замученной молодой женщине, и мне больше не хочется улыбаться. Прошлая ночь была такой же тихой, как сегодняшняя, но в этой тишине в страшных мучениях умирал человек.
— Элиз…
Я вздрагиваю. Мне показалось, или за окном кто-то действительно шепотом произнес мое имя?
— Элиз…
Нет, не показалось. Кто-то зовет меня. Ян? Здоровой рукой я пошире открываю окно и задеваю за что-то. Это лицо? Да, наверное, лицо. Я протягиваю руку, но она повисает в пустоте. Потом в мои пальцы вкладывают мягкий пакет.
— Для тебя, любовь моя, — шепчет голос.
Опять!
Скорее, скорее, где мой блокнот? «Кто вы?» — я протягиваю листок в окно.
Короткий неприятный смешок. Ощущаю прикосновение чьей-то горячей руки к своей и отдергиваю руку. Звук удаляющихся шагов. Мой таинственный гость ушел! Я подъезжаю к Иветт, которая ничего не заметила. В недоумении ощупываю небольшой пакет, нюхаю его. Как я и подозревала, пахнет мясом. Поставщик бифштексов снова заявил о себе!
Кусок мяса. О, Господи! Бифштекс! Ощущение, словно меня ударили кулаком в живот. «Срезали … словно … хороший бифштекс…». Я разжимаю пальцы, пакет падает на пол.
— Что такое? Ой, да что же это? Опять кусок мяса? Откуда вы их берете?
Как будто я нарочно это делаю! Рука дрожит, но я заставляю себя написать: «Кто-то передал мне через окно».
— Ну, это уже полный бред!
Шелест разворачиваемой бумаги.
— Точно, мясо! Хорошее красное мясо, как в прошлый раз. Честное слово, не понимаю…
«Позвони Яну».
— Не понимаю, какое отношение к этому мясу имеет Ян, ясное дело, он так шутить не станет.
«Позвони Яну».
— Ладно, ладно, как скажете, — ворчит Иветт, снимая трубку.
Пока она довольно бессвязно излагает ему нашу проблему, я подсовываю ей записку.
— Подождите, сейчас прочту… Элиз просит узнать, не может ли ваш друг-жандарм отдать этот кусок мяса на анализ… Блажь какая-то, не знаю, что на нее нашло… Нет проблем? Вы так любезны. Завтра утром я вам принесу… Да, в холодильник. Доброй ночи, еще раз спасибо. Мы выглядим смешно! — протестует Иветт, вешая трубку. — Надо было выкинуть это мясо в помойку, вот и все!
Звонок телефона прерывает ее воркотню: это Жан, ее друг. Я стараюсь не слушать их долгую болтовню. Мне не терпится узнать результаты анализа. Только бы не то, о чем я думаю! Я скрещиваю пальцы, прекрасно понимая, что это ничего не даст.
3
С самого утра меня бьет нервная дрожь, я в нетерпении, я взволнована. Иветт передала мясо Яну, а тот — через почтальона — своему приятелю из жандармерии. Потом мы снарядились, как для поездки на полюс. Машина, присланная из Центра, доставила нас в Северный лагерь.
Больные, возбужденные перспективой прогулки, подняли страшный галдеж, собаки тоже не сидят спокойно. Летиция их боится и жмется ко мне, а Магали испускает нечленораздельные возгласы. Юго и Мартина не позволяют Кристиану валяться в снегу, удерживают Эмили и Клару, которые хотят сунуть руку в собачью пасть, раздают конфеты. Бернар спрашивает у всех, который час, и объясняет нам, что время — это деньги. Конечно, у меня не выходят из головы чертов бифштекс и принесший его таинственный незнакомец, но я слишком поглощена происходящим, чтобы всерьез думать об этом.
Жан-Клод взял с собой видеокамеру и снимает нас без остановки. Ему, практически полному инвалиду, нравится фиксировать движение. При этом он все время твердит: «Это сохранится надолго!», как будто консервирует события.
Хотелось бы мне увидеть себя на пленке! Узнать, как я выгляжу. Увидеть, как я поднимаю руку, словно автоматическая кукла Барби.
Собаки лают, завывают протяжно, как волки, ворчат, огрызаются друг на друга — им не терпится тронуться с места. Ян устраивает всю компанию, о чем-то спорит с проводниками, тремя молодыми людьми с сильным южным акцентом. Похолодало, поднялся ветер. Иветт помогает мне застегнуть воротник комбинезона и натянуть шапку. Юго поднимает меня. Чувствую узлы мышц на его руках, его подстриженную шкиперскую бородку, исходящий от него запах лекарств. Он сажает меня на деревянную скамеечку, обитую мехом, рядом с Петицией. Напротив нас — Магали и Кристиан. Иветт забирается в санки последней и приваливается ко мне, шепча: «Это не для моего возраста». Юго садится с Эмили, Кларой и Бернаром. Мартина — с Жан-Клодом и Леонаром. Ян распределяет толстые пледы, дает всем полезные советы, всех ободряет, встряхивает поводьями. Другие проводники дружно кричат: «Ю-у-у!» Санки трогаются, набирают скорость. Мы мчимся по лесу, я чувствую сильный запах хвои.
— Как красиво! — восклицает Иветт. — Можно подумать, мы в Канаде!
Ветер сечет мне лицо, свист деревянных полозьев по снегу напоминает мне о лыжных прогулках — минутное чувство сожаления, потом я беру себя в руки, слушаю, как Летиция восторгается всем вокруг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88