С тяжелым сердцем он поднялся в квартиру.
Скорчившийся в своем вонючем мешке Иисус охнул и обернулся. Ему снилось, что, шевеля бритвенными лезвиями на кончиках пальцев, над ним склоняется человек с сияющими глазами. «Цыпа-цыпа-цы па, — приговаривал человек с сияющими глазами, — давай потанцуем — приглашает Папа-Вскрой-Консервы!» Иисус мигом очнулся ото сна и жадно присосался к коробке красного вина.Человек с сияющими глазами сидел за пианино перед стеной, измазанной свежими экскрементами, и улыбался. Он улыбался так широко, что можно было увидеть его десны и кровь, струящуюся из-под воткнутых в них гвоздей.Его пальцы летали по клавиатуре, под ними рождались волны музыки — алые и горячие, как боль, покойные и бездонно-синие, как ночь. 3 Первые выходные июня обещали быть напряженными и по-весеннему теплыми. На пляжах уже вовсю загорали и, несмотря на то что температура воды не превышала девятнадцати градусов, многие даже купались.Марсель патрулировал восточный берег вместе с Большим Максом, бывшим напарником старика Жоржа, также убитого Кутюрье. Достоинством Макса было немногословие. В часы досуга он работал диджеем и, вечно недосыпая, зевал днями напролет.Пока Марсель, сняв фуражку, вытирал испарину, Большой Макс, воспользовавшись этим, заказал чашку кофе у одного знакомого — владельца ларька с сэндвичами.— А, это ты, чертяка! Как, сцапали? — разулыбался этот низенький жизнерадостный человечек.— Чего сцапали? — хлопнул глазами Макс.— «Чего-чего»! Трясучку вашу цыплячью «Цыплята», «курицы» — полицейские на французском жаргоне.

— вот чего!— Сцапали, скажешь тоже! Полный параллакс! — вздохнул Макс, прикрывая глаза.— Кстати, утопленник этот… про которого в газетах еще писали — не второй, а первый… ну, мистраль и все такое, — он у меня кофе-то частенько пил!— А раньше нельзя было сказать? — рявкнул Марсель.— Чего говорить-то? Я ведь о нем ничего не знаю! Даже имени. Он бегал.— Как «бегал»? За девками?— Да нет! Просто бегал — бегом трусцой занимался. Торпеда чертова! Каждое утро мимо меня жарил!Марсель достал блокнот.— Он один бегал?— Угу… Погодите-ка… Да, как правило — в черных шортах и красной майке. Точно, в ярко-красной майке.— Во сколько примерно?— Рано. Часиков эдак в восемь.Марсель засыпал его вопросами, но торговец больше ничего не знал. Чтобы загладить свою вину, он выставил еще две чашки кофе.— Ну что же, теперь дело за бегунами! — решил Марсель, резко поднявшись. Он уже представил, как сообщает Жанно имя утопленника.— Какими еще бегунами! — промямлил Большой Макс, нехотя влача по песку свои ножищи.— Какие попадутся. Кто-нибудь его точно знает.— Так ведь уже десять! — зевая, возразил суперлоботряс Макс.— Чем черт не шутит. Начали!Отсеяв двадцать два бегуна, они в конце концов вышли на одного типа — невысокого сухощавого спортсмена, который готовился к парижскому марафону и знал Эли.— Эли?— Ну да, Эли… Дальше не помню — Шукрун, кажется…— А как это пишется?— Еще чего! Мы что тут — визитками обмениваемся? Эли, он быстро бегал! Настоящий профи.— Что вы о нем знаете? Он француз? Была ли у него работа?— А почему нет? Безделками всякими на улице торговал. Украшениями. В районе площади Сюке.Марсель ликовал — он так и знал, что тип с такой внешностью скорее всего обитал в старом городе.— Знаете его заветную мечту? Участвовать в нью-йоркском марафоне!.. Бедняга, — добавил спортсмен, еще раз взглянув на сделанную в морге фотографию, — теперь ты можешь бегать вечно!Подталкивая на бегу ноющего Макса, — ну куда тут спешить! — Марсель бросился в участок и, задыхаясь, с улыбкою на губах, влетел в кабинет Жанно, где царила неразбериха.— Завершенное произведение… четыре буквы, — бормотал Костелло, ткнув ручку в кроссворд.— Да нелжа мне на шолнце! — отбрыкивалась Лола от наседающего Жан-Жана, у которого начиналось воскресное обострение.— В «Квантико» склоняются к версии преступления на политико-расовой почве, — объяснял Мерье своим надраенным мокасинам. — По-видимому, мы имеем дело с маньяком из крайне правых, срывающим зло на выходцах из исламского мира.— Первый точно был евреем! — выкрикнул вбежавший Марсель, едва не сбив Жанно с ног.Все вопрошающе уставились на него.— В целом с его личностью все ясно, — пояснил он, переведя дух. — Имя — Эли, фамилия скорее всего — Шукрун. Лоточник. Бегал марафон.— Вот так-то! — присвистнул Жанно, повернувшись на каблуках. — Браво, драгоценнейший Блан! В отличие от ваших коллег вы не рас-суж-да-е-те — вы дей-ству-е-те! — неожиданно взвизгнул он.Затем, снова повернувшись к своим подчиненным:— Лоран, может, хватит стучать по клавиатуре, будто играете на кастаньетах? Спасибо. Костелло! Костел-ло, ау! Заканчиваем с левитацией. Мы — здесь и сейчас, год две тысячи первый, полицейское управление, убойный отдел. Ну вот, замечательно! Продолжайте, Блан. Глаза вы нам уже раскрыли — теперь, глядишь, и жабры прорежутся! А? Лола!Как ты достал! Неужто неясно, нужен ты мне, как силиконовый вибратор!К обеду выяснились дополнительные подробности. Имя первой жертвы было действительно Эли Шукрун: тридцать один год, родился в Тунисе, торговал бижутерией вразнос; его лоток видели ежедневно на улице Сент-Антуан; жил на соседней улочке. По словам знавшей его парикмахерши, он был иудейского вероисповедания и носил медальон со звездой Давида, должно быть, сорванный убийцей. Тело его обнаружили во вторник, 21 мая. Вторую жертву звали Камель Аллауи: тридцать два года; последние полгода работал в «Короле шавермы»; холост; проживал один в квартирке на улице Кане. В субботу, как обычно, вышел на работу, но в понедельник, 27-го, уже не явился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48