В тот же день тело его всплыло на рейде. Поскольку хозяин лавочки не читал по-французски и, следовательно, не видел газет, он ничего не знал о трагедии. Впрочем, ничего странного он не заподозрил: Камель постоянно говорил, что собирается съездить в Агадир навестить больную мать.— Оба холостяки, оба выходцы из Магриба, обоим тридцать с небольшим, в прошлом — не судимы, — подытожил Жан-Жан. — Одинокие, спокойные, совершенно здоровые люди. Найдены выпотрошенными с интервалом в шесть дней. Какие соображения?— Я по-прежнему придерживаюсь версии об убийстве на расовой почве, — сообщил Мерье, покручивая новенькими очочками а 1а Билл Гейтс. — У крайне правых большинство голосов в вашем департаменте — так? С другой стороны, в качестве жертв мы имеем одного иудея и одного мусульманина.Жанно смерил его тяжелым взглядом:— Если я вас правильно понимаю, Мерье, следующей жертвой должен быть гомосексуалист, а затем — врач, практикующий аборты?— Я этого не говорил. Я утверждаю только то, что оба убитых подпадают под категории, включенные в черный список неонацистских группировок.— Я лично могу констатировать лишь насильственную смерть двух жителей Средиземноморья: тот и другой неженаты, атлетического сложения, приблизительно одного возраста, с ярко выраженным волосяным покровом, — сообщил Костелло, теребя золотой браслет с выбитым на нем собственным именем.— То есть бородатые, так, что ли? — пробубнил Жан-Жан. — Ну да… бородатые, здоровые, загорелые… бородатые… загоратые…— Гомошекшуалишты? — предположила Лола.— Хозяин закусочной утверждает, что Камель бегал за каждой юбкой, — возразил Марсель, включившись в мозговой штурм.— А Эли трахался с булочницей, — ввернул Большой Макс, демонстрировавший какое-то чудное сочетание жеваной полицейской формы с флюоресцентными кроссовками, которые он таки натянул.— Надо свести в таблицу то, что их объединяет, — сказал Мерье, склоняясь над ноутбуком.Костелло украдкой глянул на недоконченную сетку кроссворда. С момента гибели его напарника Рамиреса он охладел к работе. Теперь он мечтал только об отставке — отставке в абсолютном смысле слова: в аббатстве Лерен его уже ждала монашеская келья для медитаций. Какое ему дело до жалкой суеты века сего? Какое ему дело до жалкой суеты его пошляка начальника?— Ладно, — подвел итог пошляк начальник, хрустнув пальцами, — сейчас меня интересует, были ли наши чудики знакомы. Блан с Максом, вы опрашиваете уличных торговцев. Мерье и Костелло, обходите бары и все такое. Лола, остаетесь со мной: займемся досье и попытаемся связаться с семьями погибших.Подонок! Чужими ногами жар загребать!Под вечер ноги у Марселя с Максом действительно горели от усталости. Остаток дня они обивали пороги магазинов на горбатых улочках, впрочем — без особого толку. Ни та ни другая жертвы не были завзятыми потребителями: Камель питался в своей закусочной, а Эли покупал главным образом хлеб и фрукты. К тому же никто не видел, чтобы они когда-либо общались друг с другом.Несколько больший успех ждал Мерье и Костелло.— Еврейчик сюда частенько забегал — джаз по субботам слушал… Да и араб тоже, — сообщил им старый толстяк, хозяин «Меч-рыбы», уткнувшись вздернутым носом в фотографии из морга.— Они заходили каждую субботу? — осведомился Мерье, в который раз отказавшись от анисового ликера.— Частенько, — подтвердил толстяк, ковыряясь в правом ухе. — К нам сюда со всего округа группы съезжаются. По мне, так надо дать шанс молодым: вечер — сто франков вместе с закуской. Мой сын придумал! Его самого от сакса не отодрать!Со второго этажа продудело звуковое подтверждение. Смочив для приличия губы, Костелло вернул свой бокал на стойку бара. Он не терпел спиртного, и единственным алкогольным напитком, который он себе позволял, был аперитив «Фернет-Бранка» — стаканчик после обеда для лучшего пищеварения.— Нам не помешало бы поговорить с вашим сыном, месье.— Вот жопа! Чего вы от парня-то хотите!— При всей вашей склонности использовать нецензурные выражения, к тому же совершенно некстати, мы тем не менее хотели бы задать ему несколько вопросов. Живо! — прикрикнул Костелло, распахивая пиджак, чтобы продемонстрировать «хольстер».Старик поморщился:— Эй! Титу! Спустись-ка сюда — тут к тебе пара легавых…Саксофон квакнул и замолчал. В бар вошел молодой человек с длинными светлыми волосами, заплетенными в косички «растафари», одетый в линялые шорты и полосатое пончо.— Что, штраф за байк? Я заплачу!— Знаете этих людей? — спросил Мерье, сунув ему под нос фотографии.— Гм… Как сказать… Так ведь у них даже байка нет.— Ваше имя, фамилия? — вздохнув, спросил Костелло.— Титу… простите — Дамьен Феллегара.— Господин Феллегара, попытайтесь вспомнить людей на фотографиях — это очень важно.— Что-то случилось?— С ними произошел несчастный случай, — объяснил Мерье.— Говорил же я ему — барахлит эта тачка!— Какая тачка?Дамьен Феллегара поморщился:— В субботу вечером Камель попросил мой старый «рено-5», чтобы съездить в Ниццу послушать «Пирогениум» — их там в воскресенье ждали. Сам-то я этой развалюхой не пользуюсь — у нее тормоза полетели, но Камель просто с ножом к горлу пристал… пожрать на халяву предложил. Я согласился… и больше его не видел. Думал, завтра вечером подойдет: в полночь у нас Док Комбо играет.— Был ли он знаком с Эли Шукруном?— С Эли? Марафонцем?— Да, марафонцем.— Нет, они редко сталкивались друг с другом. Эли, он с парнями вообще не особо контачил — этакая, знаете, недотрога навороченная.— Когда вы видели его в последний раз?Дамьен в задумчивости покрутил свои косички.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48