еще, по-моему, она имеет привычку носить довольно просторные платья. Особое место среди друзей Фанстанов занимают Стеф и Софи Мигуэн. Их семьи особенно близки. Стефан — предприниматель в области строительного бизнеса, Софи нигде не работает. По словам Элен, их вилла — самая роскошная в наших краях. Низкий голос Стефана — настоящий бас — звучит весьма впечатляюще, а от взрывов его хохота я едва ли не вздрагиваю. Он всегда все опрокидывает: бутылки вина, бокалы, тарелки — ну прямо какое-то огромное животное; то и дело слышишь: «Стеф, в настоящий момент ты стоишь на моей ноге, и она вот-вот превратится в лепешку», или: «Стеф, ты не мог бы поиграть с детьми в „коммандос“ где-нибудь в другом месте, а не под столом?» Софи куда более сдержанна, у нее несколько жеманный голос; я воображаю ее себе этакой кривлякой, всегда одетой в костюмы «под Шанель», с безупречно подкрашенным заостренным лицом. Хотя я и не имею возможности участвовать в их разговорах, я все же отнюдь не скучаю в этой компании. Развлекаюсь тем, что подбираю лица к голосам. Всякий раз, будучи приглашена на очередную вечеринку, я меняю им глаза, волосы — как если бы мне нужно было составить их фотороботы.
Виржини вот уже две недели как в детском лагере отдыха. Сегодня она должна вернуться. Элен рассказала мне о том, что комиссар Иссэр явился было в очередной раз порасспрашивать Виржини, но та уже ехала в автобусе по направлению к Оверни. Он сказал, что в таком случае повидается с ней по ее возвращении. Надо полагать, это было не так уж и важно. Теперь я сама не знаю, что и думать по этому поводу. Все эти истории с убийствами кажутся сейчас такими далекими. Несмотря ни на что все вокруг думают лишь о том, как бы получше развлечься, воспользовавшись наступившим летом.
Да и я тоже, наверное, развлекаюсь — на свой лад. Ибо после долгих месяцев постоянного и поистине кошмарного пессимизма у меня наконец возникло такое ощущение, будто я вновь оживаю. Я слушаю, как другие о чем-то говорят, смеются — и это немножко похоже на то, будто я сама делаю то же самое. Причем все они очень мило ведут себя с этой набитой опилками куклой Андриоли. Элен, например, даже сказала, что Софи Мигуэн не на шутку страдает ревностью с тех пор, как Стеф — ее муж — как бы между прочим заявил, что я — «самая восхитительная особа в этом дрянном городишке». Наверняка он тогда был в достаточной степени пьян, но все равно приятно.
«Вот увидите! Вы еще немало натворите бед, когда выздоровеете!» — шепнула мне как-то Элен. Скажет же тоже — «Выздоровеете»! Но ведь я отнюдь не больна, нет; я — вне игры, полный аут, ни на что не годна; никакими улучшениями пока что и близко не пахнет. Палец, палец — и ничего, кроме пальца. При мысли, что этот несчастный палец — все мое будущее, мне просто худо делается. Нет, долой плохие мысли, подумаю-ка лучше о предстоящей вечеринке.
По вискам у меня струится пот. Иветта — в кухне. Сама я никак не могу вытереть его, а это ужасно неприятно. Ну вышла бы оттуда хоть на минутку — взглянуть на меня.
Ага! Слышу шаги! Наконец-то. А то я уже буквально задыхаюсь здесь от жары.
Но что это? Такое впечатление, будто она тихонько подкрадывается ко мне — чуть ли не на цыпочках.
Внезапно резко звонит телефон.
— Алло? Да, конечно же, к семи…
Иветта разговаривает по телефону. Иветта… Но если Иветта у телефона, то кто же тогда подкрадывается ко мне по садовой дорожке?
Элен? Поль? Мне решили устроить какой-то сюрприз?
Кто-то щекочет мне шею сорванным с дерева листком.
Ненавижу такого рода шутки. Чувствую чье-то разгоряченное тело — совсем рядом. Запах пота — незнакомый мне запах. Иветта все еще болтает по телефону. Меня охватывает страшное раздражение. Ненавижу розыгрыши; тем более, они неуместны по отношению к человеку, оказавшемуся в положении, подобном моему. Мне совсем не смешно — мне почти уже страшно.
Что-то касается моей руки. Нечто тонкое, с заостренным концом. Похоже на остро заточенную палочку или… Неужели иголка?
Что еще за идиотские выходки?
Эта острая штуковина вроде бы рисует что-то на моей руке. Но это же… Да, точно: это буква "Ш". Буква "Ш". Следует пауза, затем — еще одна буква. "Л". Да, я вполне уверена: "Л". А теперь — "Ю". Ш. Л. Ю… «Шлю привет»? Ничего подобного, ибо теперь это — "X"! Ш. Л. Ю. X. — Господи, что все это значит? Иветта, где же ты, Иветта! Я слышу чье-то дыхание. Тяжелое дыхание. Отвратительно! Мне омерзительна эта идиотская игра! Ну вот: теперь, как и следовало ожидать — буква "А"; ну-ну, очень весело!
Ой! Он уколол меня! Этот негодяй меня уколол, и очень больно! Иголка, наверное, вошла мне в кожу на сантиметр — не меньше! Мне страшно. Неужели он так и будет меня колоть? О, нет! Теперь он проводит иголкой по моему предплечью, по щеке… нет, нет! А-а-а-а!
Он уколол меня в плечо, мне больно, не хочу, чтобы меня так кололи; прекрати же наконец, мерзость ты этакая; если бы я только знала, кто ты, я бы…
Он легонько проводит иголкой по моей груди — о Боже, нет! Только не в сосок, нет! Можете себе такое представить?! Он останавливается, переводит дух — как бы мне хотелось сейчас заорать не своим голосом! — иголка скользит по моему платью вниз, замирает на животе, опускается еще ниже… это же просто псих, какой-то ненормальный напал на меня! А-а-а!
Он вонзил иголку мне в бедро — ой, как больно! А теперь приставил ее к самому интимному месту — нет, пожалуйста, только не это.
— Нам непременно нужно туда пойти! Они ждут нас к семи!
Иветта! Иветта! Скорее сюда!
Запах пота и разгоряченного тела исчезает — остается лишь едва слышный звук быстро удаляющихся шагов. Иветта наконец выходит из дома, напевая «Мадрид, Мадрид!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96