Из объяснений доктора Харленда я извлекла нечто неожиданное: мне следовало благодарить Бога за то, что пол в зале суда частично покрыли ковролином во время последнего косметического ремонта. Иначе мой череп раскололся бы пополам. Вообще-то я боялась, что он вот именно раскололся. Получалось, что нет. Я отделалась трещиной, общим сотрясением мозга и легкой формой комы, в которой провела пять дней. Предстояла еще одна неделя обезболивающих уколов и полного покоя, а впоследствии - блуждающие головные боли, но в целом я, безусловно, оказалась на редкость везучей. О моем из ряда вон выходящем везении доктор распространялся особенно долго и многословно, а я слегка кивала в знак согласия и думала: «Везение, как же! Много ты понимаешь!»
Судя по всему, доктор Харленд специализировался на ободряющих пожатиях руки - мою он пожал раз десять за время своей прочувствованной речи.
- Ну вот, вкратце, и все. Сейчас я предоставлю вас заботам Веры, а позже, когда вы немного отдохнете, непременно загляну. Пора нам вплотную заняться вашим выздоровлением, не так ли?!
Я постаралась как можно осторожнее кивнуть, но боль все равно прошила голову. Заметил ли это доктор, сказать трудно, во всяком случае, улыбка его не дрогнула. Когда он вышел, я закрыла глаза и сразу же об этом пожалела, ощутив волну головокружения. Подняв веки, я обнаружила у постели Веру со стаканом воды, откуда торчала соломинка.
- Доктор Харленд разрешил вас напоить. Ну-ка, откроем рот…
Я раздвинула губы, насколько сумела, то есть совсем чуть-чуть. Однако соломинку все же вставить удалось. Первые несколько глотков я сделала с жадностью и неописуемым наслаждением, но потом вдруг ощутила рвотный спазм: желудок, пустовавший пять дней, отказывался принимать даже воду. Вера едва успела выхватить из-под кровати судно.
- Ай, какая незадача! Но пусть это не смущает вас, дорогая. Первый блин, как говорится, комом. Позже попробуем еще разок.
Я не нашла в себе сил даже на чисто условный кивок, просто уронила голову на подушку. Одно место на голове болело как сумасшедшее, - видимо, та самая трещина.
- Вам следует больше спать, дорогая, потому что сон - наилучший отдых и кратчайший путь к выздоровлению, - назидательно сказала медсестра. - Я буду забегать я проверять, все ли у вас в порядке. - Она поправила уже слегка сплюснутый контейнер с внутривенным, потрепала меня по плечу и наградила своей фирменной улыбкой, утопив глаза в щеках. - Все будет хорошо!
Тесные тапочки проскрипели к двери, а я осталась лежать, глядя в потолок. Знакомый мотив зазвучал снова, приглушенно и как бы издалека. Уснула я, пытаясь вспомнить, где и когда его слышала.
- Со мной все в порядке, Джордж, Честное слово! Я отстранила телефонную трубку насколько смогла, безмерно благодарная Создателю за каждую из пяти тысяч миль, что отделяют Аляску от Теннеси.
- Я немедленно все бросаю и еду, чтобы за тобой присматривать!
Голос звучал не особенно внятно, заглушаемый помехами и время от времени голосами рабочих, проходивших мимо по коридору громадной бытовки, служившей им домом во время работы на буровой.
- Нет, в самом деле! Найдется же там какая-нибудь работа для буровика. Я обо всем позабочусь, а когда ты совсем оправишься, станем жить, наконец, настоящей семьей. Все будет, как ты мечтала: маленький уютный домик, камин в гостиной. Ну что, детка, договорились?
- Мы разведены, Джордж, - напомнила я, борясь с жестокой головной болью. - И перестань называть меня деткой!
- Но я тебя по-прежнему люблю, - сказал Джордж с непоколебимой уверенностью в голосе.
Я смотрела на телефон и мысленно заклинала: «Повесь трубку! Повесь трубку… и катись к такой-то матери!»
- Джордж, не нужно ничего бросать и не нужно никуда ехать. На днях меня выпишут, и я вернусь к работе. У меня просто не будет на тебя времени.
Ответом был лишь сплошной треск помех на линии. Молчание в трубку было у Джорджа недобрым знаком. Он мог сейчас бороться со слезами, а мог замышлять убийство. Ничего нельзя было сказать наверняка.
- Надеюсь, мы друг друга поняли, - снова начала я. - Мое место в Теннеси, а твое - на Аляске. Со мной все…
Меня отвлек звук отворяющейся двери. Высокий мужчина в деловом костюме адресовал мне улыбку - как пробный шар. На нем было метровыми буквами написано «адвокат», но я не позволила себе сразу впасть в отчаяние. Вдруг это всего-навсего глубоко верующий из местного библейского кружка, который решил нанести визит страждущим. Эдакий добрый самаритянин.
- Пора прощаться, Джордж. О приезде даже не думай! Я вообще жалею, что тебе сообщили.
Когда мне пришлось лежать в этой больнице по первому разу, после взрыва, мы были еще женаты. Я внесла рабочий номер Джорджа в графу «на непредвиденный случай», и, само собой, он осел в моем файле - поступок из числа тех, о которых потом многократно сожалеешь.
- Я люблю тебя, детка, и не могу бросить на произвол судьбы. Я здесь с ума сойду, не зная, как у тебя дела!
Я подавила вздох, а заодно и тошноту. Настал момент прибегнуть к тяжелой артиллерии.
- Судебный запрет все еще в силе, Джордж. Ты не имеешь права ко мне приближаться, а если попробуешь, дело кончится тюрьмой.
Я повернулась к незваному гостю (который, кстати сказать, после моих последних слов заметно скис) и взглядом спросила, какого рожна ему от меня нужно, при этом напряженно прислушиваясь к молчанию в трубке. Наконец там невнятно прозвучало что-то вроде «стервозная баба» и послышались короткие гудки. Теперь можно было с уверенностью сказать, что опасность миновала: Джордж хорошо знал, как местная полиция относится к приезжим с агрессивными наклонностями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74