Уолтер. Самое время.
Я отперла дверь, предварительно накинув цепочку, и вставила физиономию в десятисантиметровую щель.
- Ну чего-о?!!.. - простонала я.
- Вы не поднимали трубку, - сказал Уолтер. Голос у него был встревоженный, вид… не могу сказать: глаза у меня наотрез отказывались открываться.
- Со мной все в порядке.
После короткой паузы послышалось резкое:
- Открой эту чертову дверь!
Одна из выгод политкорректности состоит в том, что можно добиваться поразительных результатов, время от времени переходя на грубость. Я грублю слишком часто, поэтому у меня этот фокус не срабатывает. В случае же с Уолтером он сработал магически: я тут же сняла цепочку, отворила дверь и отступила в сторону, давая дорогу. Он быстрее молнии влетел в квартиру, схватил меня за плечи и внимательно оглядел:
- И это ты называешь «все в порядке»? Даты похожа на черта!
- Спасибо, ты очень любезен… - Я потащилась на кухню, мешком осела на табурет и прижалась щекой к прохладной поверхности стола. - А вообще, какого черта тебе здесь надо?..
- Ты не поднимала трубку.
- Нечего было звонить! - прокаркала я, как простуженная ворона.
В горле царила сушь, похлещи, чем в иной пустыне. Проклятый Альберт выжал меня, как лимон.
Уолтер выключил на кухне свет и распахнул окно.
- Зачем это?
- Здесь не слишком приятно пахнет.
- Это от меня, - мрачно съязвила я. - Я не мылась пять дней.
После короткого молчания меня сграбастали в охапку и грубо поволокли - иначе не скажешь. Опомнилась я под душем, между прочим, под ледяным. Я оказалась там как была, то есть в пижаме.
- Мойся! - приказал Уолтер. - Я подожду в гостиной.
Пока мылась, я ругала его на чем свет стоит, но когда процесс подошел к концу, была уже в состоянии оценить прелесть прикосновения чистой одежды к свежевымытой коже. И не просто оценить. Я себя чувствовала заново рожденной, как христианин после крещения.
В гостиной было отчасти прибрано и витал запах кофе. Уолтер пристраивал в моечной машине последнюю тарелку. Из раковины не только исчезла гора грязной посуды - сама раковина оказалась до блеска вычищенной.
- Спасибо…
Я сказала это так тихо, что усомнилась, достигла ли моя благодарность цели, однако Уолтер ответил легким кивком. Прошелся по столешнице губкой, потом бумажным полотенцем. Разлил кофе по кружкам и подтолкнул одну ко мне. Придвинув табурет к столу, я уселась. Воцарилось молчание и длилось так долго, что я начала изобретать какое-нибудь пустенькое замечание, просто чтобы вступить в разговор.
- Я потерял жену…
От неожиданности я чуть не свалилась с табурета. Попробовала поймать взгляд Уолтера, но тот упорно смотрел в кружку.
- То есть?
Моим первым осознанным чувством был стыд, и именно поэтому я приготовилась изобразить бурное негодование. Всю свою взрослую жизнь я до смерти боялась связаться с женатым и разбить семью. И вот, кажется, свершилось. А главное, некого винить, кроме себя самой, - Уолтер сопротивлялся до последнего.
Я открыла рот, собираясь швырнуть ему в лицо гневные обвинения, но, к счастью, не успела ничего сказать.
- Это случилось восемь лет назад. Ее сбила машина - по нелепой случайности, - когда она шла на почту за каким-то заказным письмом.
Голос заметно дрогнул. До меня медленно, с натугой начало доходить. Сердце упало, стыд сменился состраданием.
- Она была в коме восемь месяцев. - Уолтер поднял на меня бесстрастный взгляд. - Я не вылезал из больницы, сидел у ее постели днем и ночью. Доктора уверяли, что шансов никаких. Чтобы отключить систему жизнеобеспечения, нужно согласие родных. Восемь месяцев… столько мне потребовалось, чтобы принять решение, а потом не было дня, чтобы я о нем не жалел.
Горло перехватило, чему я была только рада. Что можно сказать на такое? «Мне очень жаль» или «Блин, вот дерьмо-то»? Это тот случай, когда любой вариант неуместен. Мое сострадание нужно было Уолтеру, как прошлогодний снег. Да и я сама тоже.
- Я не солгал, когда сказал, что мой клиент лежал в Хейстингской больнице одновременно с тобой. И, проходя мимо твоей палаты, я увидел… - он отпил кофе и беззвучно поставил кружку на стол, - увидел, что ты совсем одна.
Я промолчала, зная, что позорно разревусь, стоит только открыть рот. В коме, и никого у постели - вот уж действительно душераздирающее зрелище! Выходит, он меня просто пожалел. Загадка разрешилась, но, ей-богу, уж лучше бы Уолтер Бриггс оказался извращенцем, который шастает по палатам в поисках возможности облапать бесчувственное тело. Во всяком случае, это было бы не так мучительно для меня.
- Ее звали Мэгги.
Уолтер ловил мой взгляд, но теперь уже я занималась упорным изучением содержимого своей кружки и жалела, что кружка слишком мала для того, чтобы в ней можно было утопиться.
- Ванда! Не думай, что я пришел поплакаться тебе в жилетку, и не сочти меня слабаком, который не способен оправиться от потери близкого человека. Все дело в том, что я совершил ошибку, а за ошибки приходится платить.
О чем это он? О какой ошибке? Что вообще со мной связался? Что сидел со мной в ресторане? Или что целовался со мной? А может, все, вместе взятое?
- Жизнь - это вечное крушение наших надежд… - прошептала я и передернулась от неуместного пафоса этого заявления.
Уолтер пожал плечами и слегка улыбнулся. Сочувственно так. Как видно, решил, что из нас двоих я куда больше заслуживаю жалости. А может, он с самого начала жалел меня. Быть объектом жалости мужика в расцвете сил! Лучше уж сыграть в ящик.
Он вдруг протянул руку. Я не отодвинулась, просто физически не могла. К моей щеке прижалась ладонь - теплая, мягкая, живая. И буквально излучающая энергию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74