Взаимная откровенность благоприятствовала возникновению духовной близости. Однажды Ник написал, что надеется вернуться из Вьетнама живым и «соединиться с ней в том же самом месте, где когда-то они расстались». Лари чистосердечно ответила, что на самом деле «соединять» нечего, потому что они всего-навсего друзья, и благодаря переписке их дружба окрепла. «Боюсь, ты рассчитываешь на большее, но у меня есть много важных дел, которые я должна завершить, прежде чем строить с кем-то планы или давать обещания».
Разумеется, она не могла признаться ему в этом, но ее представления о том типе мужчин, которые способны вызвать в ней романтический интерес, все еще находились под влиянием Чезаре Даниели. Но это не означало, что так будет продолжаться вечно. На протяжении последних летних сезонов в Ньюпорте Лари избегала его. Но однажды воскресным утром она сидела на пляже напротив «Морского прилива», и мимо нее, на некотором расстоянии от берега, пронесся блестящий быстроходный катер. У руля был Чезз, а вокруг него – три девушки в бикини. Он помахал ей рукой, а потом катер изменил направление, увеличил скорость и понесся через залив. На мгновение Лари почувствовала острое желание оказаться рядом с ним, но потом напомнила себе о высокомерии Чезза. И все же… думая о мужчине, которого когда-нибудь полюбит, она всегда представляла человека с гипнотическим очарованием Чезза Даниели… но без его недостатков. Человека, который сможет пробудить в ней тот же самый физический трепет, когда она будет смотреть на него.
Ник был совсем не таким. Он был порядочным, чувствительным парнем и вызывал у нее глубокое сочувствие, потому что его жизнь подвергалась риску. Однако после многих месяцев переписки Лари горела желанием повидаться с Ником и была ужасно разочарована, когда по возвращении из Праги узнала, что его первый отпуск в точности совпал со временем ее отсутствия.
Они по-прежнему обменивались письмами, и Ник все чаще изливал свой гнев против смерти и разрушений, которые видел вокруг. Он также вкладывал в конверты душераздирающие фотографии, которые продолжал снимать при каждой возможности. Несколько из них были напечатаны в американской прессе, и Ник, гордясь этим, позаботился о том, чтобы экземпляры этих изданий были посланы по ее адресу. Один снимок изображал хорошенькую вьетнамскую девочку, с обугленной куклой на руках, съежившуюся от страха под направленным на нее острием штыка американского солдата. Он был напечатан в дюжине газет, и за него ухватились активисты антивоенного движения. Они увеличили его и носили на плакатах во время маршей мира. Ник написал, что после этого ему был объявлен выговор. Командование не желало, чтобы соотечественники знали правду о войне. В последнем письме, которое получила Лари, Ник сообщал, что, проснувшись однажды утром в своей палатке, он обнаружил оба свои фотоаппарата «Никон» разбитыми вдребезги.
«Тут есть парни, которые не понимают, что я пытаюсь спасти их жизни, показывая то плохое, что продолжает твориться во Вьетнаме, – объяснял он. – Они думают, что я поддался влиянию врага. Но то, что я делаю, важно, поэтому я просто куплю новый фотоаппарат в следующий раз, когда буду в Сайгоне».
Первые два месяца после того, как его письма перестали приходить, Лари не приходило в голову, что с ним случилась беда. Ведь были и другие долгие перерывы. Но когда одно из ее писем вернулось обратно со штампом «невозможно передать по назначению», Лари встревожилась. Она попыталась связаться с отцом Ника, но Орна-старшего было трудно поймать, так как он постоянно курсировал между Нью-Йорком и Лос-Анджелесом. На записки, которые она оставляла для Берни в его фирме, ответа также не последовало. У нее появились опасения, а потом и уверенность в том, что Ник убит, а его родители предпочли избежать дополнительных страданий, которые принесли бы им ее соболезнования. Хотя Лари и ощущала эту потерю, она никогда не оплакивала Ника. Она была готова к этому с того самого вечера, когда познакомилась с ним.
И вот теперь он сидел здесь, потягивая пиво, снова скрыв глаза за темными очками, больше похожий на какого-нибудь таинственного солдата удачи, чем на того молодого человека, с которым у нее состоялась короткая встреча несколько лет назад в Ньюпорте.
По будним дням «Трамвай» работал до полночи, однако начался сильный снегопад, и количество посетителей сократилось. Поэтому управляющий объявил, что они закроются рано. Когда Лари отправилась за своим пальто, ее охватило чувство неловкости: она не знала, что ей делать с Ником. Чего он ожидал от нее после долгого отсутствия?
Когда она подошла к его кабинке, он был погружен в чтение книжки в мягком переплете – какой-то брошюры о войне.
– Я могу идти, – сказала она.
Ник засунул книгу в куртку, поднялся, не сказав ни слова, и они вышли в ночь, покрытую белой пеленой. Некоторое время они брели в молчании, подавленные пропастью, которая разделяла их и которую необходимо было преодолеть. Открыв когда-то в письмах друг другу душу, теперь им, похоже, было нечего сказать.
– Хочешь выпить кофе или еще чего-нибудь? – спросил он наконец.
– Давай просто погуляем!
Теперь Лари не возражала против холода. Ей нравилось идти под снегом, на фоне которого, как ей казалось, будет легче разглядеть новые истины.
– Так, значит, ты думала, что я погиб? – спросил он по прошествии еще одной минуты.
Казалось, его слова были предназначены для того, чтобы дать выход ее ярости.
– Черт побери, Ник, а что еще я могла подумать? Я даже не смогла узнать у твоих родителей…
Он перебил ее:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191