Но такая определенность ведет к однобокости суждений, к фальсификации реальных ценностей. До последних лет у нас вообще был распространен такой взгляд на вещи: судить не зная. И каждый, более или менее, был заражен этим. То же самое сказалось, видимо, и в нашем отношении к Айхалу.
До сих пор Айхал представлялся нам каким-то пугалом. Он помешал строительству Мирного, «нашего», уже понятного нам и любимого Мирного. Мирный — это хорошо. Поэтому Айхал — плохо. Весьма незамысловатая логическая цепь... Но ведь, независимо от нашего к нему отношения, Айхал Тихонову, Галкину, тому рабочему из столовой так же, а то и более дорог, чем нам — Мирный. И не только дорог. Он для этих людей — мера их способностей, мера их подвига. Да и только ли для этих людей!..
В прошлом году одному из нас довелось встречать в Мухтуе колонну автомашин, впервые за зиму пробившуюся сюда по Лене из Усть-Кута. А несколько дней назад нам, как и всем мирненцам, пришлось стать свидетелями еще одного подвига: к поселку Чернышевскому, что у створа Вилюйской ГЭС, сквозь тайгу, по болотам прошли четырнадцать бульдозеров,— они здесь нужны были срочно, для того чтобы до зимы успеть подготовить к разработке карьеры суглинков. Поэтому—да еще из рассказов и из газет — мы достаточно хорошо представляем себе, каково было завоевать Айхал.
...Только северные шоферы знают, что такое по-настоящему трудная трасса. Они даже и не говорят: «дорога», потому что дороги нет, есть трасса. Прошла первая колонна, пробила колею в снегу, взорвала каменные гребни на пути, выверила толщину льда на ручьях и речках. «Выверила» — там общепринятое слово, но разве оно может все передать! Вот идет впереди автомашины бульдозер; озеро, на нем — желтые наплывы наледей, голубые арки вспученного льда; бульдозер ищет путь меж ними. Сухой, негромкий треск — и машина рушится в воду; на этот случай у нее снята дверца и срезана автогеном крыша кабины: если бульдозерист не успеет выпрыгнуть, то его вы-
бросит наверх водой, как пробку из бутылки. А потом — сушатся у костров, вытаскивают бульдозер, если это вообще можно сделать, и «выверяют» лед дальше... Пятнадцать тысяч тонн груза. В день — четыреста сорок тонн. Минские вездеходы, «татры», контейнеры, самосвалы, лесовозы и старенькие трехтонки с моторами на бензине,— в последних хуже всего, потому что бензин этилированный (иной замерзнет) и, если настигнет пурга или случится поломка и надо ночевать на дороге, то бензин этот наполнит кабину отработанным газом,— сладковатый, приятный запах. Но если заснешь... таких чудаков вытаскивали из кабины замертво.
Днем ли, ночью, перед рассветом — в рейс. Надо перевозить четыреста тонн каждые сутки. Спать — на конечных пунктах трассы, пока грузят или разгружают машину бригады такелажников, которые тоже дежурят круглые сутки. Или если уж совсем выбьешься из сил, то спи в пути, на заправочной станции или просто на дороге, свернув к обочине.
По всей трассе—потухшие костерища: тут шоферы, растопив в таганке снег, заливали водой радиатор или варили чай, обедали. Лучше всего—на вездеходах. Эти пропрут везде: и на любом подъеме, и на любой, открытой ветрам и заносам проплешине.
А если ты идешь с прицепом или на лесовозе, то перед крутыми сопками и не думай брать подъем сам. жди либо дежурного трактора, либо какого-нибудь вездехода,— втащат.
Всесильно содружество людей на дороге!.. Вспоминаются слова Антуана де Сент-Экзюпери, летчика, труженика, из его прекрасной книги «Земля людей»: «Величие всякого ремесла, быть может, прежде всего в том, что оно объединяет людей. Есть только одна подлинная ценность — это связь человека с человеком». Если это верно вообще, то вдвойне верно для тех, кого узами мужского братства связала трасса Мухтуя — Мирный — Айхал. Они и победили только лишь благодаря этой спайке.
Кстати, один из них — наш старый знакомый: Миша Лейконен, тот самый Лейконен, замполит в орловской бригаде. Его назначили в Айхал профоргом. Мало того что Миша сумел как-то устроить быт этой армии на колесах, он добровольно взвалил на себя и еще одну обязанность. Материалы, оборудование — все это везли в Айхал вразнобой: одна деталь — с этим рейсом, другая — через неделю; ящики, трубы, грохота, брус сваливали в кучу, в тесные, наспех оборудованные склады... Миша построил и смонтировал все фабрики в Мирном, поэтому уж кто-кто, а он-то знал назначение каждой гайки. Й он решил — днем ли, ночью — встречать каждую машину и записывать в специальную толстенную тетрадь, куда что сгрузили, что еще не привезли. Два месяца Лейконен спал урывками, часа по два-три. Если бы он не вел учета, то в этом ералашном потоке грузов, в горах оборудования, в суматохе наверняка что-нибудь потеряли бы, не нашли вовремя, а то и просто забыли привезти, и тогда, возможно, фабрику бы не смонтировали и к осени.
Два месяца без сна. Впрочем, тогда этому никто не удивлялся: так работали, или по крайней мере готовы были работать, и начальник треста Тихонов, и «начальник трассы», дорожный мастер Александр Афанасьевич Красюк, и любой грузчик, такелажник, слесарь-ремонтник, шофер.
Айхал — мера человеческих способностей, мера коллективного подвига.И Айхал — задержавший строительство города.Мы идем с Батенчуком по пыльной дороге. Машины, обгоняя нас, тормозят, но Батенчук им машет рукой: проезжайте, мы пойдем пешком. Устал, угомонился ветер, солнце нежаркими лучами гладит лицо, золотит последнюю листву на березках, играет в пыли.
Дорога ведет к поселку Чернышевский, к створу ГЭС.Пешком предложил идти сам Батенчук: ничто человеческое не чуждо начальнику строительства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33