Я на все согласный,— бубнит Мишка.
— А ну выворачивай карманы!
И он выгреб все из карманов. Набралось четыре смятых рублевки. Три из них Артем взял себе...
А потом мы все так же молча, пешком возвращались по шоссе домой. Солнце закатилось за гору, и желтая днем трава на склонах стала темно-коричневой. Впереди гнали по шоссе на летние пастбища гро-
мадную отару овец, и весь горизонт был завешен пылью. От этого воздух казался совсем уж душным.
Андрюха-сварщик проговорил:
— Ух, как в парилке!.. Каково-то жене здесь покажется...
Ему никто не ответил. Все знали, что жена его приезжает завтра. Он заговорил опять:
— Я вот все думаю: как много значит верить в человека... Ведь был я такой же малохольный, как Мишка: чуть что — вожжа под хвост, сопли за уши и — не шуми ты, рожь, я опять хорош! Все до трыноч-ки пропивал... Один жил, а в Волгограде на высоте работали, денег по завязку было. Оно, правда, и работа была о-гой! Где-то под облаками, ногой за арматуру уцепишься, а в руках сварка, солнце печет! Верите—нет, куртки стирать даже нельзя было, так их пот изъедал: одну сносишь — новую оденешь. Часа два повисишь там, на бык спустишься и метров с пятнадцати в Волгу! Малость отдышишься — и опять! А по вечерам—гульбища... Я уж и сам на себя рукой махнул. Но влюбилась в меня одна женщина. Так влюбилась! За что? — спросил Андрюха с искренним удивлением.
Мы взглянули на него, лицом Андрюха — истинный славянин: чуть выпуклый, высокий лоб, прямой нос, твердые губы, скулы слегка выпирают. Чем-то напоминает он киноактера Столярова в молодости, который переиграл на экране всех русских богатырей, только фигурой потоньше. Да и характер у него русский: покладистый, добродушный.
Может, и было за что влюбиться.
— Из себя она не особенно завидная, но сейчас для меня как раз то, что нужно. Но это я уж после осознал... Работала она старшим бухгалтером в управлении, вроде бы и не пара, а ходила за мной неотступно. Я ее гнал: не люблю, говорю, я тебя, не нужна ты мне. А как напьюсь, себя забуду, смотрю: в общежитие ведет меня она. Приведет, спать уложит и уйдет. Я в драку ввяжусь, а она ничего не боится: в самую гущу влезет и меня за шиворот вытаскивает. Причем не то что на глазах она торчала, а так, появлялась в самые критические минуты. Я в крик на нее! А она так спокойненько отвечала: «Пропадешь ты без меня, Андрей. Знаю, что не такая тебе жизнь нужна, потому и хожу». И так—года полтора. Тут уж я и сам начал думать: какая же мне жизнь нужна?.. В общем, не буду вам в подробностях рассказывать. Женился я. И первое время иет-нет, но еще с дружками встречался. И вот ведь какой она человек! Приду домой пьяный, она ни слова! Наоборот, уложит и опохмелиться утром даст. Стало быть, все время знала она, что этому моему конец придет, верила. Однажды пришел вот так же, со зла говорю: «Да что ты молчишь-то! Отругала бы хоть!» Она молчит, посуду моет. Аккуратно так моет. И меня аккуратность эта взорвала! Говорю: «Я же тебя избить могу!» «Нет, говорит, Андрюша, не можешь. Этого ты себе не позволишь». А у нас за стенкой сосед каждый день свою жену лупил. Напьются вместе, а потом он ей дрозда дает. Думаю, что же я — и не мужчина вовсе? И так тихонечко ее стукнул. У самого сердце от жалости в комок сжалось, а руку поднял. Подлец! Самолюбие, значит... А она опять ни слова! Только по-
вернулась и из дома ушла. Утром проснулся я, и так стыдно мне! Думаю, что же это я, в соседа своего превратиться хочу? Очень я его не любил. И верите— нет, с тех пор эту свою мужчинскую гордость выбросил вон! Покорился, ну как есть —завязал. Если и выпью иногда, то только дома, вместе с ней, с друзьями. А так — ни-ни!..
Андрюха помолчал, вздохнул не без некоторого огорчения и добавил:
— Вот ведь что делают с человеком, когда верят в него, когда с любовью к нему идут... А Небоженко этот, это же не человек,— мыло! Его бы у нас на стройке к прорабам близко не подпустили. Прораб же—он не просто хозяйственник, он должен с людьми работать. Да что там говорить!.. Сейчас бы наш старый коллектив сюда, о-о! Сколько у нас народу в люди вышло! А тут с одним Мишкой справиться не можем. Но ничего, мы его возьмем в оборот!..
Мы дошли до поворота в Лангар. Андрюхе на полтора километра дальше, в Нурек. Попрощались. Он спешил: надо ехать в Душанбе встречать жену.
Мы шли, уступая дорогу машинам, обдававшим нас пылью, и вспоминали слова Андрея: «Вот ведь что делают с человеком, когда с любовью к нему идут!» А если бы не встретилась на пути его эта женщина, тогда пропал бы? Нет! Не она, так второй Чайковский или еще кто, много на Руси людей сердечных! Да и сам человек всегда стремится к хорошему в себе, и такое уж сейчас время,— он неизбежно находит это хорошее, вся жизнь ведет его к нему. Правда, путь этот может быть долгим, кривым, но конец его — единственный. Только бы поменьше такой «кри-
визны» у каждого из нас! Поменьше бы случайностей!.. Назавтра была суббота. Вечером в театр, который мы строили, должна была приехать московская цирковая труппа. Мы решили сходить. Зашли за Володей. Он на глинобитной площадке рядом с кибиткой (нечто вроде веранды) играл в шахматы с Васей.
Сидим на цветастых восточных одеялах, следим за игрой. Рядом — сад. Яркими, алыми фонарями горят в листве недавно распустившиеся цветы гранатов. Ветерок доносит тонкий и сказочно-сладкий запах соцветий джюды. Выше всех в саду — деревья урюка, сплошь покрытые еще зеленоватыми кулачками ягод. Все сады в Лангаре принадлежат теперь строительству. А плоды с них отдадут в детский сад. Тишина. Только изредка партнеры перекидываются словами. Володя забрал ферзя противника и спросил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31