». В другой раз Роже непременно наказал бы обидчика словом или делом. Но сейчас пропустил замечание мимо ушей, как пропустил вперед едва ли не половину «поезда».
«Хоть бы кто-нибудь взорвал к черту всю эту гонку! — тоскливо подумал Роже. — Как тогда в Испании. Баскские подпольщики взорвали полотно дороги, и „поезд“ заканчивал этап в „техничках“. Только один гонщик, ушедший вперед, не обратил внимания на взрыв и дым. Лишь спустя тридцать километров он был остановлен и водворен в машину. Звали этого сумасшедшего Роже Дюваллон. А ведь мины могли лежать и на других участках дороги. Я же лез вперед, словно там сыпалась манна небесная… Идиот! И все вокруг такие же идиоты! Чего ради они истязают себя? Какое значение перед судом вечности имеют две секунды опоздания или преимущества? Что толку — у меня почти семь минут форы, а я корчусь здесь на дороге от бессилия! Любой сопляк обходит меня, даже не удостоив взглядом. Я для него не Крокодил, я для него сейчас мокрая курица!»
Ярость подняла Роже из седла. Вытянув шею, он посмотрел за головы впереди идущих. Одного взгляда было достаточно, чтобы оценить обстановку. Отрыв состоялся, и «поезд» беспомощно дергался вхолостую.
Рывок Крокодила, затяжной, из какой-то самой дальней, самой нелепой позиции, поразил обоих — и Оскара и Жаки. Как зачарованные смотрели они на Крокодила, по которому в душе каждый из них отпел похоронную. Лишь присутствие Мадлен сдерживало Оскара и Жаки от обмена мнениями по поводу сегодняшнего поведения Роже.
Тем временем Крокодил прорезал «поезд», будто договорился со всеми сразу, что они играют в поддавки. «Поезд» уже забыл, что в нем идет Крокодил, и тот внезапно и таким жестоким способом напомнил о себе. Не замедляя хода, Роже обошел головного гонщика и легко, будто в кадрах мультфильма, исчез за ближайшим поворотом.
— Он сошел с ума! — истерично взвизгнул Оскар. — Или он хочет, чтобы мы все сошли с ума! Он же только что напоминал свеженький трупик! — Оскар в экстазе совершенно забыл о Мадлен. — Нет, ты видишь, Жаки, ты понимаешь что-нибудь? — Бросив руль, Оскар встряхнул механика двумя руками за плечи. Жаки улыбался странной, почти блаженной улыбкой.
— Он ведь все-таки Крокодил. А это что-нибудь да значит…— Жаки обернулся к Мадлен, напуганный словами Оскара, и добавил: — Роже— великий гонщик. Вот и все…
Когда «техничка» вновь вышла на прямую и Оскар, не обращая внимания на сигналы соседей, вылез на левую обочину, он увидел, что Роже уже растворился в лидирующей группе.
— Фантастика! — услышал он громкий голос Ивса, раздавшийся из динамика,
— «Молочная-Первая»— «Молочной-Второй». — Отрезвляющий голос Каумбервота не дал Ивсу продолжить излияния восторга. — Держите себя в руках. Хотя это действительно потрясающе! «Молочная-Первая». Отбой!
Ноющая тишина после этого, все обнажившего разговора повисла в машине. Оставалось ждать, что сделает Крокодил на финише. Но иногда чудо играет роль катализатора. Едва Роже на одном отчаянии вырвался вперед, «поезд», будто переполненная чаша, ждавшая лишь последней капли, выплеснулся новым отрывом. А у Роже не осталось даже отчаяния…
«Вот так нелепо заканчивается веселая пьеса, — подумал Роже, провожая отрыв безнадежным, затухающим взглядом. — Сейчас, как автор, я чувствую, что публика со мной. Но если я погоню, я потеряю зрителей сразу… И хотя единственный путь для нас попасть в великие — сломать шею, я повременю…»
Роже осмотрелся. Сегодня был воистину итальянский день. Двое итальянцев ушли вперед, а двое плотно блокировали отрыв. Ни у кого не нашлось сил развалить такой бетон. Итак, на финише победители имели по две с половиной минуты чистого дохода.
Когда Роже сошел с велосипеда, он по очаровательной улыбке на лице итальянского менеджера Чичейро понял, что этап выиграл его питомец. Крокодил приятно удивился, узнав, что оказался на пятом месте.
«Могло быть хуже», — только и подумал Роже. Больше всего ему хотелось забыть происшедшее на трассе в этот сумасшедший день.
Роже не стал дожидаться, когда соберется вся команда. Сдав анализ, сразу же отправился домой. Первым прибыл в гулкий зал очередного общежития. Внизу два грузчика только начинали сгружать командный багаж. Роже нестерпимо захотелось упасть в постель вот таким, как вошел: грязным, мокрым, не снимая раскисших от пота и дождя велотуфель. Если бы он жил в отдельном номере, непременно так бы и поступил. Но здесь, в общем зале, через десять минут все будут знать, что у Крокодила нет сил даже раздеться. Роже заставил себя снять липнущую форму и пошел в душевую. Потоки горячей ласковой воды позволили ему ненадолго забыться. Когда вышел из душа, почувствовал себя уже другим человеком.
…Оскар никак не мог найти Голубой зал. Там месье Вашон назначил «раздачу слонов» — оплату суточных дорожных и прочих мелких расходов.
«Когда надо платить, вечно забывают поставить указатели. Вот если бы я должен был нести им деньги в клювике, — ворчал Оскар, — на каждом углу бы по стрелке поставили. У-у, философы! Знают, что нужда даже на тот свет и обратно дорогу найти заставит!»
В предбаннике Голубого зала — это оказалась самая дальняя комната бокового флигеля — гудели голоса, царило особое лихорадочное возбуждение.
«Даже на старте не встретишь столь дружную компанию, как у дверей большой кассы!» — Оскар окинул всех насмешливым взглядом.
— Привет, Оскар! — Итальянец, возбужденный победой своих любимцев на сегодняшнем этапе, фамильярно хлопнул Платнера по плечу. — У этого жмота Вашона не разживешься! За экстрабагаж платить отказывается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103