– Эй, ты, – лейтенант обращался к собственному вознице. – Ты знаешь извозчика, которому принадлежит тот фиакр?
– Кто же не знает дядюшку Штихеля!
– Ну тогда быстро зайди в кафе…
– А что мне там делать?
– Спроси этого чертового дядюшку, куда подевался его седок, которого он привез со станции.
Парень недоуменно пожал плечами, но послушно направился к «Приюту одинокого странника». Пока он был в кафе, лейтенант нетерпеливо курил и постукивал ножнами сабли по кончику своего лакированного сапога. Наконец его возница вернулся.
– Ну что?
– Дядюшка Штихель говорит, что никого не привез.
– То есть как – не привез? – опешил Стефан. – Ты что мелешь?
– Да вот так-таки никого и не привез! – упрямо повторил возница.
– А что же он тогда мчался как угорелый?
– Его попросил об этом пожилой господин, который сошел с поезда. Езжай, говорит, к ближайшему кафе и пропусти там стаканчик за мое здоровье! Да еще щедро заплатил за это. Эх, мне бы таких седоков, да побольше, не в обиду вам будет сказано!
Фихтер оцепенел, имея при этом самый глупый вид. Вот так дядюшка! – провел его, как последнего мальчишку. Ай да начальник контрразведки!
– Так что, господин лейтенант, куда поедем-то?
– А? Возвращайся обратно на станцию.
Лейтенант Фихтер был откровенно зол. Бесцельная погоня, закончившаяся идиотским положением, любого может вывести из себя! Впрочем, упрекать в этом некого…
И все же он не зря оказался в Кальтенбрюндльберге! Лейтенант понял это, когда вошел на станцию и вдруг увидел в зале ожидания Эмилию Лукач. Меньше всего на свете он ожидал встретить здесь красивую венгерскую певицу, о которой помнил с того самого дня, когда она улизнула из театра под руку с русским. Однако и на этот раз лейтенанта ждало разочарование – она была не одна. Но что это за рыхлый толстяк с мохнатыми бровями, похожий на рассерженного шмеля, и по какому праву эта жирная скотина разговаривает с дамой таким повелительным тоном?
Оставаясь немного поодаль, лейтенант учтиво склонил голову, но фрейлейн Лукач, судя по всему, была настолько обозлена беседой со своим спутником, что не заметила Фихтера. Разговор велся на повышенных тонах, но оба говорили по-венгерски, а Стефан знал этот язык очень слабо, поскольку в свое время предпочитал изучать французский и английский, на которых мог изъясняться достаточно свободно. Впрочем, и без знания языка можно было предположить содержание разговора – дама то ли упрекала, то ли пыталась избавиться от своего кавалера.
Решив, что наблюдать за ними в упор будет не слишком учтиво, лейтенант решил присесть на деревянную, скамью, с которой тут же вскочили, отдав ему честь, два молоденьких пехотинца. Но не успел он отвернуться, как раздался звук громкой пощечины. С фрейлейн Лукач явно началась истерика: вся в слезах, она хлестала по щекам опешившего толстяка, приговаривая одну и ту же фразу, которую Фихтер ухитрился понять:
– Негодяй, это сделал ты, ты, ты!
– Заткнись, идиотка! – вдруг заорал собеседник и, перехватив ее руку, вывернул и сжал ее с такой силой, что Эмилия вскрикнула.
Лейтенант был тут как тут. Не теряя время на лишние разговоры, он смачно ударил толстяка кулаком в ухо, после чего схватил его за шиворот и встряхнул так, что с того слетела шляпа, обнажив потную лысину.
– Как ты смеешь так обращаться с дамой? – свирепо рявкнул он, чувствуя себя в своей стихии.
– С дамой? – изумленно-испуганно переспросил толстяк и тут же рассвирепел: – Да эта… – лейтенант не знал этого венгерского слова, но догадаться о его значении было несложно, – не имеет права называться дамой! Отпустите же меня, какого черта!
– Он вас оскорбил, фрейлейн Лукач? – учтиво осведомился Фихтер, в глубине души блаженствуя от собственной роли – благородного избавителя прекрасной дамы. Глядя на заплаканную красавицу, уткнувшуюся в кружевной платочек, он уже мысленно мечтал о том, как сурово накажет гнусного толстяка и как восхитительно будет вознагражден за своевременное вмешательство…
– Полиция! Полиция! – рванувшись из его рук, вдруг завопил толстяк, а через секунду его крики заглушил гудок приближавшегося поезда.
Эффектная сцена оказалась безнадежно смазанной – откуда ни возьмись появилась целая толпа пассажиров, устремившаяся на перрон и обтекавшая Фихтера и толстяка с обеих сторон. Последний начал так яростно вырываться, что лейтенанту пришлось усилить хватку. Теперь они напоминали двух школьников, сцепившихся на перемене. Разъяренный этой некрасивой борьбой, лейтенант уже поднял было руку, чтобы отвесить толстяку еще одну затрещину, как вдруг почувствовал, что кто-то находящийся сзади крепко схватил его за запястье.
Удивленный тем, что женская ручка может оказаться такой жесткой, лейтенант глянул через плечо, но вместо фрейлейн Лукач увидел усатую рожу жандарма, рядом с которым стоял дежурный по станции. Если бы не разноцветные мундиры, то их можно было бы принять за братьев-близнецов – заросшие пышными усами носы и суровые глаза, одинаковостью выражения напоминавшие форменные пуговицы.
– В чем дело? – осведомился жандарм. – Почему вы избиваете этого господина в общественном месте?
– Да потому, что не успел отвести его подальше, – усмехнувшись нелепости вопроса, ответил Фихтер. – Этот господин на моих глазах позволил себе грубо обращаться с дамой…
– Ложь! – немедленно возопил толстяк. – Это не дама, а певичка из захудалого трактира, которую я, импресарио Ласло Фальва, вытащил из Шиофока и привез в Вену, чтобы сделать из нее примадонну!
– Кем бы вы ни были, это не дает вам права обращаться с ней непочтительно!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101