Пришлось бы, может быть, сказать и о том, что чаще всего он напевает ту песенку, где есть такие слова: «…Я так давно не видел маму…»
«Мя-у-у!» – взгляды Кента и Изабеллы враждебно скрестились в немом поединке.
Зазвонил телефон. Из реплик Марго Кент догадался, что звонит какая-то Соня… Марго сказала в трубку, что она не одна. Затем Кент услышал, к своему удивлению, что она как будто говорит о себе во множественном числе: «Мы придем». Когда же она положила трубку, Кент узнал, что «нас», стало быть его тоже, пригласила в гости к себе Соня. Королева начала наводить марафет.
Что же получается? – размышлял Кент о своем положении в жизни. Она даже не поинтересовалась, хочет ли он в компанию или не хочет, удобно ли ему там щеголять своей жидкой и весьма подозрительной шевелюрой? Тащат, куда хотят, как собственность. Собачья жизнь! Но возражать не стал…
На улице дождь лупил, как в тайге. Соня, к счастью, жила не слишком далеко – несколько кварталов ходу. Она была в брюках, на голове бигуди. Сразу следом, за ними пришла еще одна зрелого возраста девица. Все три красавицы топтались в санузле перед зеркалом.
Вскоре прибыли и кавалеры. Один – сорокалетний коротыш в ковбойке и джинсах. Другой, блондинчик лет двадцати, сразу сумел оценить прочность дверного косяка, как он вообще дошел – загадка. Третий – полный самец неопределенного возраста, в белой рубашке при галстуке, лацкан пиджака украшал «поплавок».
И вот уже царствуют на столе бутылка «Столичной» со свитою бутылок портвейна, окруженные состряпанными на скорую руку закусками.
– Сплошная серость! – сказала Королева тихонько. Ее подруги старались изображать радостное оживление. А может, оно было настоящее?…
– И такие смеют встречаться с культурными, знающими языки, образованными женщинами! – шипела Королева.
Действительно, для культурных женщин, знающих языки, эти кавалеры были грубоваты. Хотя, размышлял Кент, с ними все же веселее общаться, чем с чужаками из тайги…
Веселья не получилось. Пошептавшись в «вестибюле», красавицы позвали Кента проводить Ее Величество. У нее было испорчено настроение, и от этого она, увы, не похорошела.
Шли молча. Кент не знал, о чем говорить.
– За что?! Отчего недоступно мне то, что другим женщинам доступно? – неожиданно простонала Марго. – Других добиваются, на них женятся… Ведь я красивая, культурная и не дура же… Разве я меньше других достойна уважения, счастья? Я искала героев Грина, Лермонтова, Хемингуэя… Видно, все погибли на войне. И вот – «почему бы не слопать собачке кошку»…
Кент ничего не понимал – о какой еще кошке речь?
– Так однажды сказал один: почему бы не слопать кошку, если она не возражает, то есть меня… Он, видите ли, не собирается два года носить цветы и вздыхать. Он, ведите ли, считает, что женщины этого и не требуют, что сами мужчины придумали все это!..
«Но ведь и от меня она, помнится, цветов не ждала!» – подумал Кент.
Пришли к ней. Едва вошли в коридор, услышали крик:
– Ты что, разучилась здороваться?!
За их спинами метнулась и скрылась длинная тень. Марго вздохнула, вставила ключ в замочную скважину своей двери. Появилась, вероятно из кухни, сухонькая старушка и направила на Кента острый сердитый нос. Опять открылась дверь в дальнем конце коридора, из нее высунулась кудлатая голова. Марго была, видно, вынуждена как-то объяснить Кента старушке.
– Мой друг, – сказала она сухо. – Журналист.
– Теперь журналист! – ехидно сказала старушка, обращаясь, очевидно, к голове.
Вошли в комнату. Марго устало плюхнулась в кресло.
«Мя-у-у!»… Изабелла совершила прыжок. Кент ощутил адскую боль в загривке, в который вцепилась эта королевская любимица. Попытался было ее погладить – она укусила его за палец и молниеносно взлетела на гардероб. Марго весело смеялась:
– А ведь она не со всеми играет!
Кент гадал, обидится Марго или нет, если он откроет «Розенлев» и достанет коньяк.
– А у тебя не было ничего… настоящего? – задал он ей вопрос и решительно открыл «Розенлев».
Королева казалась удивленной.
– Как?! А Ландыш! Ты разве не знаешь? Он же был моим мужем…
Наступила очередь Кента удивляться. Вот номер! Ландыш не говорил об этом.
– После… были и другие, – сказала она. – Приходили. Были и ушли. Или я их прогоняла… Я так устроена, что все надеюсь: а вдруг…
Что «вдруг?» – не понял Кент. Кого «вдруг» ждет она?…
– Мне не нужен, – говорила она, – образец мещанского счастья: машина под окном, собака, квартира, солидный муж – нет! Но я всему этому все равно завидую, потому что это лучше, чем такая жизнь, как у меня теперь. Хочу обратно в природу, в деревню, хочу, чтоб было спокойно, как тогда, когда был Ландыш. Но я не умею быть одна. Да и в деревне скука… В прежние времена художники, писатели, поэты жили в глуши, в захолустье и создавали шедевры… Теперь никто не хочет уйти из города, как будто в этом бедламе скрыты все сокровища – материальные и духовные… Выведи, пожалуйста, Изабеллу во двор.
Кенту не улыбалось гулять с этой наглой тварью, но он подчинился.
Маргарита встала, потянулась, достала с гардероба кошку и была в этом жесте грациознее, чем сама кошка. Кент схватил Изабеллу и спустился во двор.
Спускаясь в лифте, который, оказывается, иногда все же работал, он думал с раздражением: «Что же, так и буду у нее человеком при кошке?» Не такой ему представлялась желанная удача. Смутная тревога и тоска овладели им. «Там, когда собираешься в путь-дорогу, все представляется иначе. Вернее, никак не представляется, просто там все это еще впереди. Теперь же, когда самое трудное, казалось бы, позади, опять повторяется все то, что было всегда, что в конечном счете возвращало его „туда“:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67