Аннотация
Израильский писатель Шмуэл-Йосеф Агнон (1888–1970), уроженец Бучача, происходил из семьи галицийских евреев, которую можно было назвать необычной: отец его, рабби Шолом-Мордехай Чачкес, был хасидом и регулярно ездил к цадику, а дед по матери, рабби Иеуда а-коэн Фарб, был записным миснагедом. Тем не менее в доме царили мир и согласие, гармония религиозной традиции была слегка приправлена маскилской культурой на иврите. В отличие от большинства еврейских писателей первой половины ХХ века, Агнон на всю жизнь сохранил любовную благодарность родительскому дому, где царили набожность, Б-гобоязненность и приверженность учению. Его творчество во многом обязано хасидским книгам и преданиям о цадиках. Мастер антологий, Агнон не ленился переписывать старые книги, иногда почти ничего не меняя, а иногда перелагая прочтенное своим неторопливым ладом в расчете на то, что читатель полностью окажется под влиянием преданий еврейской старины. При всем различии в культуре и эпохе, уместно сопоставить романтическую сказку во взрослом чтении немцев и французов на рубеже XVIII–XIX веков с литературным переложением хасидской агиографии в книгах Агнона.
Все поименованные персонажи публикуемого ниже рассказа реальны. Рабби Авроом-Яаков (Аврум-Екуню) был цадиком в Садагоре около тридцати лет, скончался в 1883 году, а мистический старец – Исроэл Баал-Шем-Тов – великий кабалист и чудотворец, основатель хасидизма, умер в 1760 году.
Шмуэл-Йосеф Агнон
Женщина и нечистая сила

Жила у нас в Тверии одна женщина, вдова, а может, разводка. Несколько лет провела она так в одиночестве, пока не сказала себе: сижу я тут заброшенная, всеми покинутая, ни мужа, ни детей, ни родича какого, чтобы в жены взял, поеду-ка я за границу, проведаю родных и близких. Собралась и уехала из Страны Израиля.
По пути, на постоялом дворе в городе Галаце пристала к ней всякая нечисть и целую ночь не давала покоя. Проснулась она в смятении, но точно чувствовала, что что-то с ней не так. На следующую ночь – та же напасть. Те, не к ночи будь помянуты, терзали ее до самого утра. И на третью ночь снова то же. Встала она и поменяла место ночлега, только у нее самой никакой перемены не случилось. И как мучили ее там, так мучили и здесь. Обратилась она за советом к цыганкам, к гончару сходила, но что бы они ни делали, ничего поправить не сумели. Напротив, там, где искала спасения, нашла огорчение, потому что нечистая сила набралась пущей смелости и мучила ее горше прежнего.
Заплакала та женщина и стала спрашивать: неужто нету праведника в этой стране, чтоб написал мне оберег? Сказали ей: есть тут такие, что пишут обереги, но если ты ищешь полного избавления, поезжай в страну государя императора, в Садагору, к ребе Авроому-Яакову, сыну цадика Исроэла Ружинского.
Собрала она свои пожитки и отправилась в Садагору. Приехала и остановилась у жены Авроома-Исера, которая держала постояльцев. И если они предпочитали готовить сами, дозволяла им варить на своей плите и плату взимала лишь за ночлег. Так она обходилась со всеми приезжими, тем паче – с той, что прибыла из Страны Израиля.
Когда та вселилась, дело шло к вечеру, и пока она расположилась сама и разложила вещи, солнце зашло и сделалось темно. Подумала та женщина: лягу и отдохну с дороги, а назавтра встану пораньше и пойду к цадику. И в простоте сердца решила, что нечистые остались в Галаце и за ней в Садагору не пошли, потому что Галац расположен на земле короля Румынии, а Садагора – в стране Его Величества императора. А того она не знала, что все границы, которые устанавливают меж собой страны и народы, в вышних ни за что почитаются, поскольку наверху губерний не различают, и если духам захочется, они воспаряют ввысь и летят себе с одного края земли на другой беспрепятственно. Но едва она прилегла на кровать, тут же явились те и устроили ей такой прием, что Б-же избави, – до того расшумелись, что их голоса услыхали их товарищи в Садагоре и тоже не замедлили прийти. Если б не был положен предел ночи и не установлен срок тьме, кто знает, удалось ли бы ей выбраться из их лап живой.
Когда рассвело, она встала, надела свое платье и пошла ко двору цадика. Встретил ее казначей и спросил: куда ты направляешься, женщина? Достала она свой платок, развязала узелок, вынула золотой червонец и вручила ему, чтобы позволил ей тут же пройти к цадику. Взял казначей червонец и хотел проводить ее внутрь. Явился к нему искус наживы и стал нашептывать: женщина, давшая червонец, может дать еще один и еще один. Сказал себе казначей: один хорошо, а два – лучше, не говоря уж о трех или четырех. Глянул на нее приветливо и сказал: уж не из Страны ли Израиля ты пришла? Что нового на Святой земле? Отвечала она: не расспрашивай меня, милый человек, с того дня, что выехала я из Страны Израиля, настигла меня беда великая, так что я и себя не узнаю. Будь милостив, проведи меня немедля к ребе. Закатил казначей глаза к небесам и горестно так вздохнул, как тот, кто печалится печалью всех живущих, и сказал: много бед есть в нашем мире, и твоя беда уж верно не мала, но милосердие Создателя еще больше, так что не отчаивайся, потому что сегодня никак нельзя попасть к нашему ребе. Подожди до завтра, и я введу тебя прежде других, и ручаюсь тебе, что наш ребе даст тебе свое благословение, и с той минуты и до конца дней твоих не будешь знать ни горя, ни лиха. Вернулась та женщина ни с чем в свою временную обитель и принялась ждать завтрашнего дня.
Ночью снова терзала ее нечистая сила. Снесла она все муки, оттого что крепка была ее уверенность, что назавтра непременно попадет к цадику.
1 2 3 4