Я помню, как в сердцах сказал Джулии – ну не смешно ли, что иные позволяют себе такую роскошь, как владение частными заповедниками, а обеспечить защиту дикой фауны не могут. Хотя я многим обязан здешним землевладельцам за то, что разрешили мне привезти сюда львов, я не мог удержаться от гнева при мысли о том, что, несмотря на процветание браконьерства в течение уже многих лет, владельцы заповедников до сих пор не удосужились нанять штатную команду для охраны всей территории Тули. И это несмотря на мои многочисленные докладные записки, в которых я бил тревогу, заостряя внимание на необходимости антибраконьерских мер и на ущербе, наносимом браконьерством, в частности, львам Тули.
Теперь, когда я убедился в том, как бесчинствуют браконьеры, стало ясно, почему за годы моего отсутствия поголовье львов не увеличилось, а даже, наоборот, снизилось. Я даже подумал, не отвезти ли моих львов куда-нибудь в другое место. Ситуация была, прямо скажем, щекотливая. Процесс подготовки львов к возвращению в родную стихию шел так хорошо, что замедлять его мне не хотелось, но я спрашивал себя: «А как насчет опасностей, что подстерегают их здесь? Может быть, потерянный рай обретется где-нибудь в другом месте?» Мы посовещались и решили, что займемся проблемами браконьерства вместе.
Нам с Джулией было ведомо, что при всей ограниченности наших ресурсов задачей номер один было создание и финансирование собственной антибраконьерской бригады, которую мог бы использовать «Тули Лайон-Траст»– наша небольшая природозащитная организация. Понадобилось еще четыре месяца, прежде чем мы смогли добыть средства на наем и обучение антибраконьерской бригады – сначала она состояла из двух человек, потом их число возросло до четырех. Позже охотстанция Тули-сафари, узнав о ситуации, позволила мне использовать нескольких своих сотрудников для патрулирования, так что какие-то результаты все же были достигнуты.
Кроме того, в этот период мы наняли для помощи Джулии по лагерю молодого человека по имени Мафика Маньятса. Однако ему пришлась не по душе изолированная жизнь в «Таване», и после некоторых дискуссий мы решили, что будет куда лучше, если он присоединится к патрулю. Он перешел в один из лагерей заповедника Чартер к двоим сотрудникам, в чьи обязанности входила и антибраконьерская работа, а в дальнейшем возглавил антибраконьерскую бригаду «Тули Лайон-Траст».
В общем, нам удалось достичь того, что жалованье антибраконьерской команде выплачивалось и какая-то работа все же велась – уничтожались браконьерские снасти, а иногда задерживались и сами браконьеры. Кроме того, поскольку мы часами исхаживали львиные угодья, после нас оставалось множество следов, которые сами по себе служили сигналом браконьерам, что территория охраняется. Я подозреваю, что по крайней мере в двух случаях зимбабвийские браконьеры видели меня, когда я был в компании львов. В обоих этих случаях я видел свежие человечьи следы, а один раз, когда со мной была только Рафики, она пришла в возбуждение – признак того, что за нами кто-то наблюдает.
К тому времени история моей работы со львами уже стала передаваться из уст в уста по близлежащим зимбабвийским деревням. Не только люди оттуда пересекали границу нашего заповедника, но и наши сотрудники нелегально переходили песчаное русло Шаше – кто навестить свои семьи, кто к девушкам, а кто закупить крепкого вина, приготовляемого из сока пальмы млана.
За долгие месяцы, что я патрулировал вдоль берега реки, и благодаря слухам, что распространялись по ту сторону Шаше, я стал известен многим зимбабвийцам и сам познакомился с ними. Встречая меня на середине русла Шаше, они охотно сообщали мне новости о львах и слонах, переходивших русло и заходивших на их территорию, а также информацию о том, где, по их сведениям, могло иметь место браконьерство. Надо думать, эти связи, а также обсуждение моей работы и моих отношений со львами произвели благотворный эффект. Благодаря нашему присутствию между долинами Питсани и «Таваной»– в местах, прежде излюбленных браконьерами, – больше не было случаев браконьерства.
Но сколько бы вреда ни наносило это зло, я по-прежнему с любовью относился к людям, жившим по ту сторону Шаше. Эти люди находились в зависимости от своей реки – даже тогда, когда она пересыхала, под песком все равно находилась вода, которую они добывали для себя и для домашнего скота. Река, как и люди, жившие на ней, представляла собой парадокс – хоть и казалось сухим широкое песчаное русло, а спасало сотни людей и сотни животных – и домашних, и диких. Эти люди с уставшими лицами и в потрепанной одежонке издали казались тенями тоски. Но когда они дружно смеялись вместе со мной или когда дети плескались и играли в реке, воскрешенной дождем, они были для меня самой сутью добросердечной Африки, где я вырос.
* * *
Браконьерство было не единственным фактором, угрожавшим львам Тули и всей дикой фауне региона. Был и еще один: легальная охота.
Да, так. Охота на львов открывалась официально в Зимбабве на территории Тули-сафари, именуемой также Кругом Тули, с открытием охотничьего сезона 1990 года. Как мы уже говорили выше, две территории не разделялись никакими заграждениями, так что дикая фауна свободно перемещалась между заповедником Тули в Ботсване и смежным с ним Кругом Тули в Зимбабве.
Мы были в отчаянии. Легальная охота еще больше снизит численность львов в Тули. Не исключено, что и мои львы падут жертвой охотничьей пули в первый же год своей жизни в этом регионе. Как я злился на себя за то, что не потрудился выведать у знающих людей всех здешних условий, прежде чем привезти сюда львов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59