Марли было мучительно стыдно. Возвращаясь, мы всегда знали, имел ли место аварийный случай. Вместо того чтобы приветствовать нас у двери безудержным весельем, он стоял в глубине комнаты. Его голова свешивалась низко к полу, хвост безжизненно болтался между лап и от него прямо-таки веяло осознанием собственной вины.
Мы никогда его за это не наказывали. Как мы могли? Ему было почти тринадцать лет - предельный возраст для лабрадоров. Мы понимали, что он просто не может терпеть, да и он сам, похоже, это понимал. Я был уверен: если бы он мог говорить, он бы открыто признал свою вину и уверял бы нас, что действительно очень старался сдержаться.
Дженни купила моющий пылесос, и мы начали так планировать наш день, чтобы не оставлять Марли одного больше чем на пару часов. В это время моя жена подрабатывала в школе, и сразу после уроков она мчалась домой. Бывало, я уходил со званых обедов, не дождавшись десерта, с одной только мыслью: вывести собаку на улицу. Марли, конечно же, затягивал прогулки насколько возможно, но мы и не торопили его. Он успевал пройтись по всему саду. А друзья в шутку спрашивали нас, кто же в доме Грогэнов настоящий хозяин.
Когда Дженни с детьми уехала, я знал, что дни будут длинными как никогда. С другой стороны, это был шанс погулять после работы, побродить по окраинам и исследовать городки и районы, о которых я писал. Учитывая длительность поездок, я должен был отсутствовать дома 10-12 часов. И речи не было, чтобы оставить Марли одного на столь длительный промежуток времени. Мы решили отдать его в собачий пансион, услугами которого пользовались каждое лето, когда уезжали отдыхать. Этот пансион функционировал при большой ветеринарной клинике с очень высоким уровнем сервиса. Одно только было странно: каждый раз, когда мы приходили туда, нас встречал новый доктор, который ничего не знал о Марли, кроме того, что значилось в его личной карте. Мы никогда не могли запомнить имена врачей. В отличие от нашего любимого доктора Джея во Флориде, который знал Марли почти так же хорошо, как и мы, и который стал настоящим другом нашей семьи ко времени переезда, эти врачи оставались для нас посторонними людьми. Компетентными, но тем не менее посторонними. Впрочем, Марли, казалось, было все равно.
- Пиятиль едет в собачий лагель! - визжала Колин, и Марли поднимал голову, словно подтверждая это.
Мы развлекались, придумывая расписание для Марли в пансионе: с 9.00 до 10.00 копание нор, с 10.15 до 11.00 раздирание подушек, с 11.05 до полудня набег на мусорную корзину, и так далее. Я привез собаку в воскресенье вечером и оставил номер своего сотового телефона. Марли, казалось, никогда не расслаблялся полностью даже у доктора Джея, а тем более в пансионе, поэтому я всегда о нем немного беспокоился. После каждой поездки он возвращался мрачным. Он до крови растирал морду о решетку, а когда оказывался дома, то валился на пол в углу и крепко спал часами, как будто вдали от дома он только и делал, что без устали бегал по клетке.
Утром во вторник, когда я находился в центре Филадельфии, вдруг зазвонил сотовый телефон.
- Не могли бы вы поговорить с доктором таким-то? - спросила сотрудница пансиона.
Это был очередной ветеринар, чье имя я слышал в первый раз. Через несколько секунд меня соединили с врачом.
- У нас проблемы с Марли, - сказала она. Мое сердце екнуло.
- Проблемы? - переспросил я.
Ветеринар сказала, что в желудок Марли, помимо еды и воды, попал воздух, и в результате случился заворот желудка. Поскольку ни газы, ни другие вещества не могли выйти оттуда, его живот раздулся до состояния, опасного для жизни, которое называлось гастроэктазия. Почти во всех случаях было необходимо хирургическое вмешательство, сказала она, и если не сделать операцию в течение нескольких часов, пес может умереть.
Она также сообщила, что вставила ему зонд и выпустила большую часть скопившихся газов, что уменьшило вздутие. А потом, передвигая зонд в его желудке, она смогла поставить его на место, поэтому теперь Марли принял снотворное и безмятежно спит.
- Это же хорошо, правда? - осторожно спросил я.
- Только временно, - ответила врач. - Мы вывели его из критического состояния, но когда желудки собак так перекручиваются, почти с полной уверенностью можно сказать, что рано или поздно это повторится.
- Насколько полной? - поинтересовался я.
- Я бы сказала, что шансы отсутствия рецидива равны одному проценту, - сказала она.
Один процент? Ради бога, его шансы поступить в Гарвард и то выше!
- Один процент? И не больше?
- Мне жаль, - посочувствовала она. - Но он в крайне тяжелом состоянии.
Если у него снова будет заворот желудка, а она упоминала об этом как о несомненном факте, оставалось два выхода. Первый - решиться на операцию. Она сказала, что придется сделать разрез и швами прикрепить желудок к стенке полости, чтобы предотвратить возможность рецидива.
- Операция обойдется вам приблизительно в $ 2000, - я поперхнулся. - И я должна предупредить, что это серьезное хирургическое вмешательство, собаке преклонного возраста сложно такое перенести. Восстановительный процесс будет долгим и сложным. Иногда такие старые собаки, как Марли, не выживают, - объяснила она. - Если бы ему было четыре или пять лет, я бы сказала, что операция в любом случае необходима, - добавила ветеринар. - Но, учитывая его возраст, вам лучше еще раз спросить себя: хотите ли вы подвергать пса такому риску.
- Не хотел бы, если можно помочь иначе, - сказал я. - Какой второй вариант?
- Второй вариант, - отозвалась она, немного поколебавшись, - усыпить.
- Ох, - только и смог ответить я.
Мне было сложно переварить информацию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91