Тот самый, который Ионатан Крюдешанк одолжил своему соседу, так и не прочитав статьи.
Мы оба еще смеялись, когда в дверь энергично постучали.
– Полиция! – Дэрти выпрыгнул из постели.
– Несомненно! – спрятав усмешку, отозвался я, решив в свою очередь разыграть его. – Спрячься! Живее!
– Где? – глаза Дэрти блуждали по комнате в поисках какого-нибудь укрытия.
– Все равно где! В стенном шкафу или, по мне, хоть полезай под кровать.
– Под кровать? – Дэрти неуверенно поглядел на меня, одновременно вслушиваясь в стук, становившийся все громче.
– Спорим, это Хуго Александер, – усмехнулся я, решив, что слишком жестоко продолжать шутку.
– Он, должно быть, пришел за своим журналом! – обрадовался Дэрти, но тут же сердито добавил: – Вот остолоп! Не дает людям уснуть! Разве я не сказал, что в этом треклятом городе живут одни психи.
Схватив журнал, он быстро распахнул дверь.
Я не ошибался: на пороге действительно стоял Хуго Александер.
Но повел он себя еще более диковинно, чем перед этим. Не говоря ни слова, он продолжал стоять в раскрытых дверях. Я уж подумал было, что Дэрти не так уж и неправ в своей характеристике жителей Александрии.
– Берите своего профессора и оставьте нас в конце концов в покое! – накинулся Дэрти на Хуго Александера.
Тот ничего не ответил. Лишь кадык под туго обтянутой кожей судорожно задвигался, а губы слабо шевелились, словно пытаясь выдавить какое-то слово.
– Вы что, язык проглотили? – злился Дэрти.
Не дождавшись ответа, он всунул свернутый журнал Хуго Александеру под мышку.
Немощная, словно парализованная рука владельца мотеля пыталась удержать журнал, но не сумела. Журнал мягко упал на пол.
Только после этого я наконец разобрал слово, которое наш гость пытался выговорить:
– Письма… – и вместе с рыданиями из горла вырвался отчаянный шепот, – украдены!
19
Второй день, проведенный в Александрии, был еще тяжелее предыдущего. Скопленная в голове дополнительная информация – клубок новых, временами противоречивых, подозрительных моментов и вытекающих из этого догадок прямо-таки требовал, чтобы его поскорее размотали. Надо было, по крайней мере, классифицировать эту информацию, исходя из степени достоверности, освобождаясь от заведомо ложных сведений.
Но, честно говоря, я уподобился изрядно выпившему человеку, которого одна-единственная рюмка может сбить с ног. Роль этой последней рюмки и сыграли украденные у Хуго Александера Христовы письма.
Чтобы окончательно не запутаться, я принял решение: этот факт, как менее важный, совершенно выбросить из головы, полностью сконцентрировавшись на ограблении банка.
Но сконцентрироваться не удалось. Какие-то обрывки мыслей вяло зашевелились в мозговых извилинах, но тут же стерлись, побежденные сном. Борясь с перенагрузкой, нервная система – этот безошибочный механизм с автоматическим управлением – сама позаботилась о передышке.
Передышка нужна мне была позарез, тем более, что вчера выспаться по-настоящему не довелось. Повинны в том упорные поиски единственно верного решения среди многих загадок, которые мы до поздней ночи перебирали вдвоем с начальником полиции Грегором Абушем.
В мотель я вернулся поздно. И, вероятно, заснул бы крепчайшим сном, если бы не Оливер Дэрти. Он беспокойно метался по кровати, то включал ночник, то опять гасил. Временами вставал, булькал воду из графина в стакан, запивал снотворное. К утру он наконец задремал, но продолжал ворочаться с боку на бок, на что пружинная кровать реагировала соответствующими скрипами и стонами. Сквозь сон Дэрти бормотал отрывочные фразы, иногда можно было уловить имя Альберта.
Этой ночью все было совсем иначе.
Когда я погрузился в сон, он уже храпел вовсю. Сквозь сон я услышал щелчок поворачиваемого в замке ключа. Кажется, в этот момент я проснулся. Увидев, что постель Дэрти пуста, и решив, что он находится в туалете, я снова погрузился в сон.
Когда я проснулся, в комнате было темно. Единственное окно выходило на двор бензозаправочной станции. Падавший оттуда отсвет фонаря, пробиваясь сквозь затуманенное дождевыми каплями стекло, неяркой полосой пересекал комнату.
В этом неясном свете я увидел темный абрис человека. Сквозь сон мне показалось, что он сначала разделся, а затем потихоньку залез под одеяло.
Так и не поняв, было ли это во сне или наяву, я опять задремал.
Меня разбудил, на сей раз окончательно, резкий телефонный звонок. Некоторое время я вслушивался в трезвон, надеясь, что трубку возьмет Дэрти. Но он в этот момент так яростно захрапел, что я понял – вставать придется мне самому.
Спросонья, я по дороге к телефону опрокинул стул. Даже этот шум никак не подействовал на Дэрти. Он лишь перевернулся на другой бок.
Наконец мне удалось нащупать выключатель. Когда лампа зажглась, я снял трубку и сонно пробурчал: ,
– Латорп слушает.
– Грегор Абуш! – прозвучал на том конце взбудораженный голос начальника полиции.
– Какого черта… – начал было я, но, услышав в трубке тяжелое придыхание, молниеносно сообразил, что произошло нечто чрезвычайно важное. – В чем дело? – спросил я, чувствуя, что возбуждение начальника полиции передается уже и мне.
– Мы нашли труп!
Примерно через пятнадцать минут я, осторожно маневрируя, въехал на своей машине в узкий переулок у Рыночной площади. Улочка была настолько незначительная, что помешанный на греческой мифологии двоюродный дед Хуго Александера в свою бытность мэром не счел нужным переименовать ее. Александрийцы издавна окрестили этот переулок «Капканом».
Надо признать, это наименование полностью отвечало атмосфере нашей встрече с Грегором Абушем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95