"Да это же кошка, - тихо засмеялся Колька, - кошка прошмыгнула, кто же еще!"
Из того места, куда прыгнула кошка, снова раздался легкий шорох.
- Шатаешься, людей пугаешь, - с укоризной сказал он вслух, чтобы подбодрить себя.
Снова прислушался, но звук, встревоживший его, не повторился.
Мальчик был настолько поглощен этим занятием, что не заметил, как изменилась погода. Ни с того, ни с сего задул встречный ветер, и гроза, застрявшая за Степаниками, медленно стала разворачиваться назад: на Ежовку, на Выселки - к дому Пимена, где потерялись в темноте два приятеля.
Но Кольке сейчас было не до грозы. Он сделал ещё несколько шагов и оказался рядом с домом.
Справа от него находилось глухое крыльцо с запертой дверью, а слева, стоило протянуть руку, было окно. Внезапный порыв ветра заставил мальчика поежиться от холода.
"А гроза-то, пожалуй что и будет", - запоздало подумал он, но уже никакая сила на свете не могла заставить его уйти отсюда.
Он посветил в окно фонариком, и блеклый лучик запрыгал в темных, давно не мытых стеклах.
В этот момент он увидел, как чья-то большая тень отразилась в окне. И тут же, следом, раздался протяжный звук, который пригвоздил его к месту. Колька похолодел. В горле пересохло, он даже не мог позвать Славика, торчавшего совсем рядом и даже не подозревающего, какие страхи приходится здесь терпеть. Его стало трясти.
Снова задул ветер, и опять раздался пронзительный звук: Ы-и-и... Вот, и опять, слушал и слушал он, - опять застонало, завыло рядом. В этом звуке было что-то знакомое, что-то подобное он недавно слышал. Тьфу ты! Колька с облегчением выдохнул. Да это же дерево старое от ветра скрипит, сегодня днем оно точно так же скрипело. Ну, конечно!
Вот опять ветер подул, и опять застонало, словно заплакал кто, да тоненько так, жалостливо. Днем, когда они со Славиком здесь крутились, дерево тоже скрипело, но тогда это было не страшно. А тень в окне? По телу опять побежали мурашки. Колька тряхнул головой и вспомнил слова своей бабушки Мани, что в старом доме, когда оттуда уходят люди, продолжается своя жизнь. Может, и чудная у него бабка, но...
Опять раздался непонятный шорох то ли из дома, то ли совсем рядом. И опять что-то живое, притаившись, задышало на него из темноты.
- Кис, киса, - дрожащим голосом позвал мальчик. - Иди сюда, иди, не бойся.
Но это была не кошка.
Он почувствовал, что чьи-то глаза следят за ним: внимательно, настороженно, карауля каждое движение, словно поджидая, что он вот-вот допустит промашку.
Дом, полный секретов своего странного хозяина, хорошо хранил его тайны. Темный, большой, он был полон страхов и опасностей.
- Колдуны-ы здесь жи-или, - от нового порыва ветра вслед за плачущим деревом завыло что-то рядом противным голосом бабки Варьки: - Колдуны-ы-ы...
Колька в испуге шарахнулся к дому, словно прося у него защиты, и задел рукой оконную раму.
Старое дерево, из которого был сделан наличник, громко треснуло. Колька метнул туда лучик фонарика и увидел, как вместе с трухой, ветхой паклей и ещё какой-то изъеденной временем дрянью на землю посыпались круглые желтые монеты.
Он подставил ладошку, часть монет шлепнулось прямо в руку.
Он, забыв про недавний страх, раскрыл рот и, затаив дыханье, застыл на месте.
И ради этого он пришел сюда темной ночью?.. Желтые кругляши, размером, примерно, с обычную трехкопеечную монету, показались ему неказистыми. А он-то думал...
Детская душа Кольки наполнилась обидой.
Значит, вот оно какое, схороненное наследство Пимена, о котором шептались взрослые, подсмеиваясь над собой... Они не верили, а Колька поверил. Только странно как-то все получилось.
Сейчас он был разочарован. В их небогатой семье редко появлялись денежные купюры крупнее десяти рублей, но при слове клад детскому воображению рисовались великолепные сокровища, а тут какие-то тусклые кругляши, тяжелые, правда.
Он вертел в руках одну из этих монет. На одной стороне был чей-то портрет и мелкие буквы, рассмотреть которые при неярком свете фонарика было трудно. На другой стороне - двуглавая птица, а под ней отчеканено: 10 рублей и год 1898.
Колька ахнул. До него, наконец, дошло. Да это же, это же царские червонцы! Он радостно шмыгнул носом и засмеялся. Ну и дурак же он!
- Тусклые кругляши, тусклые кругляши, - поддразнил он сам себя. - Золото это! Тусклые, потому что фонарик чуть светит.
Он наклонился, чтобы собрать упавшие на траву монеты. Обрушившийся из темноты удар, оттуда, где совсем недавно слышались странные звуки, свалил его с ног.
Ослепительно сверкнула молния. И тут же, вслед за ней, грянул первый удар разразившейся грозы.
Колька лежал на земле, молнии били совсем рядом, непрерывно, одна за другой, а на него все сыпались и сыпались желтые, ярко вспыхивающие в ослепительном свете яростных молний тяжелые монеты с двухглавым царским орлом. Падая, они исчезали в темноте. В гаснущем сознании мальчика монеты казались то громадными, как тарелка, и ослепительно блестящими - до рези в глазах, то мелкими, как начавшийся дождь. А ещё они больно-пребольно стучали по его стриженой беззащитной голове: тук, тук, тук...
Большая тень внезапно вынырнула из темноты и заслонила золотой дождь, словно хотела стереть его навсегда из памяти мальчика.
На детскую голову обрушился новый удар. Колька, уткнувшись лицом в сырую траву, потерял сознание.
Глава 3
Николай Федорович очнулся от воспоминаний.
За окном рассвело. Он потер рукой затылок, осторожно массируя его. Острая боль утихла, но тяжесть в голове осталась.
Много раз Николай задавал себе один и тот же вопрос: что же произошло с ним тогда?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80