Мэнни выплюнул обсосанный орех, и тот шмякнулся на его громадное колено. Он смахнул его на пол.
– Преданность и доверие – эти вещи купить нельзя.
– Верно, – ответил Ник, ожидая главное, что должно последовать.
– Итак, – сказал Мэнни и не разочаровал его, – у меня к тебе предложение.
– Да?
– Ты кажешься ловким парнем.
«Иисусе! Какие комплименты! От самого толстяка. Наклевывается чертовски прибыльное дельце».
– Да, я умею себя поставить, – ответил он осторожно.
– Вот это приятно слышать, – ответил Мэнни, сияя улыбкой. – Как только Луиджи мне сказал, что ты жалуешься, я
понял, что тебя не удовлетворяет сидеть за баранкой и возить разных богатых сукиных детей, когда ты знаешь, что стоишь больше.
– Ну, это работа.
– И вот что я хочу тебе предложить.
– Это в рамках законности?
– А тебя это волнует?
– Так говорите, какое дело?
42
Лорен уже несколько раз выходила куда-нибудь с Джимми Кассади – если точно, было уже четыре свидания. Последние два кончились невинным поцелуем на ступеньках подъезда. Теперь у них было пятое свидание, и она знала, что сегодня он ожидает большего. Не то, чтобы он так прямо приступал к ней и говорил об этом, – он был не столь уж откровенен, – но были какие-то определенные штрихи поведения, и после тихого обеда в романтическом итальянском ресторанчике он подозвал такси и вместо ее адреса назвал свой.
– Хочу, чтобы ты послушала мои новые записи Джони Митчела, – сказал он, обнимая ее.
– С большим удовольствием, – ответила она. «Итак, Робертс, что это ты собираешься делать? Не знаю.
Ты подумай получше.
Не могу.
Но почему же?»
Славный вопрос! Но она почему-то не знает ответа.
И вдруг внезапно в ушах ее этот ответ прозвучал:
«Потому что я все еще люблю Ника Анджело».
– Ты сегодня тихая, – сказал Джимми, беря ее руки в свои. – Может быть, я сказал что-то не так?
Она вздрогнула и постаралась прогнать воспоминание о Нике Анджело.
– Нет, я просто устала. Сегодня был тяжелый день.
– Слишком устала, чтобы послушать Джони Митчела? Он спрашивал одно, а глаза – совсем о другом.
– Не знаю, мне как-то все равно, – ответила она, а в ушах продолжали звучать громкие голоса.
«Он хочет только побыстрее уложить тебя, как все они. Ты говоришь, словно твоя мать. Да, если на то пошло».
– Приехали, – сказал он, протянув деньги шоферу и помогая ей выйти из машины. Джимми казался таким искренним и приятным парнем.
«Да, конечно, они все такими кажутся, пока не получат, что хотели, а затем они обманывают и бегут от тебя, бросая одну и беременную. Бросают… Бросают… Бросают…»
– О чем ты задумалась? – спросил он, сжимая ее руку.
– Да ни о чем, – сказала она, вновь выбрасывая Ника из головы и стараясь сосредоточить все внимание на Джимми. А что ей о нем известно? Немного. Он сказал, что приехал из Миссури в Нью-Йорк семь лет назад и начал работать ассистентом фотографа, а потом, через четыре года, уже работал самостоятельно. В первые три он создавал себе репутацию своими яркими и необычными черно-белыми снимками как одного из наиболее инициативных, со свежим взглядом фотографов.
Из разговоров с девушками на работе как-то ничего нельзя было узнать о его личной жизни. Обычно фотомодели рассказывали разные были и небылицы о фотографах, с которыми работали, включая самые подробные, масштабные детали, сексуальные особенности и кто сколько может за ночь. Но о Джимми ничего не было известно. Нейчур, которая одно время работала с ним, потом очень удивленно возвестила:
– Ну, этот, наверное, голубой, он ни разу даже не попробовал ко мне приставать!
После четвертого свидания, когда он высадил ее у дома и только поцеловал на прощание, она подумала, что, пожалуй, Нейчур права. Но сегодня она уже знала, что это не так, он смотрел на нее таким взглядом, и она была в полной уверенности, что сегодня он должен сделать решительный шаг.
Квартира его вовсе не подходила под такое слово – это была большая мансарда, разделенная на отсеки каменными перегородками футов в шесть высотой, которые не доставали до уходящего ввысь конусовидного потолка. Мебели было немного, и вся она в стиле модерн: или черное, или белое, или из чистейшей стали. Все было ярко и лаконично, как на его фотографиях.
– Ты сам все так устроил? Он засмеялся:
– Ни один профессиональный дизайнер этого бы не потянул. А кроме того, я люблю заниматься этим делом.
– И я тоже, – сказала она, исследуя его помещение. – Но ты должен признать, что это ни на что не похоже.
– Вот это мне и нравится, – сказал он, следуя за ней в компактную стальную кухню. И подошел ближе. – И вот почему ты мне нравишься, – прибавил он и неожиданно прижал ее к стальной дверце холодильника и поцеловал прямо в губы. Без всяких подготовительных маневров. Без обязательного предложения: «Не хочешь ли выпить» или: «Хочешь я тебе квартиру покажу?» Он даже не потрудился поставить на проигрыватель пластинку Джони Митчела, о котором говорил весь вечер.
Он только поцеловал ее.
Поцелуй был крепкий и чувственный. Ничем не напоминающий то поклевывание в щеку при расставании у подъезда. Это был настоящий поцелуй.
И она даже задохнулась, но он все длил его.
Какое-то мгновение она сопротивлялась, тело напряглось, словно не хотело его близости.
Но он был настойчив, и постепенно она почувствовала, что отвечает ему: по телу разлилась теплота, и приливная волна желания, так долго глушимого и подавляемого, неожиданного, удивившего своей внезапностью, обессилила ее и сделала беззащитной.
Через несколько минут его рука скользнула к ее груди, трогая, чувствуя, поглаживая.
Она сказала нерешительно, как бы против воли:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184