– Леню в туалете нашли. Уборщица, – затараторила Анька. – Она как заорет. Я даже не поняла вначале, что случилось. Слава богу, у вас на сцене ничего не слышно. Я думала, кто-то из поклонниц с заднего хода прорывается. C охраной сцепились. Ну как обычно. А потом… Она так орала, что я поняла: что-то не то. Ну и рванула на крик. Ее, правда, уже заткнули: не останавливать же концерт!
Генерал встрял, спросив, не слышала ли я чего. Я покачала головой: и не слышала, и не до того было. Во время концерта я привыкла не реагировать ни на какие посторонние звуки и даже действия в зале. Меня не выбьешь из колеи, пусть хоть мордобой перед сценой идет, хоть режут-колют друг друга. Но, слава богу, такого пока на наших концертах не случалось. Ну если только не считать поклонниц, вырывающих друг из друга волосы за кусочек одежды Андрюши.
– Ленька на унитазе сидел, – опять перебила Анька генерала, не давая ему вымолвить ни слова. – В штанах. Согнувшись. Так что уборщица не сразу и поняла, что он мертв. Она кабинку открыла, а он сидит. Она закрыла, потом снова зашла через некоторое время, а он все сидит и не двигается. Она позвала – он молчит. Опять открыла кабинку, решила: плохо мужику. Она к нему, ну и… Как заорет! Настя, ты бы только слышала этот крик! Почище ваших поклонниц.
Аньку передернуло.
– Шуша, то есть, простите, Настя, когда вы видели Максимова в последний раз? – подал голос генерал.
– В антракте, – сказала я.
– Когда именно?
Мы с Анькой переглянулись.
– Да он сразу в гримерку влетел, пожалуй, – медленно протянула Анька.
Мы рассказали про претензии Максимова ко мне.
– А дальше?
Я пожала плечами.
– Ребят, наверное, побежал накачивать. Они все злые на сцену вышли. Как обычно, после Ленькиных разносов. Нам некогда было это обсуждать. Вы же понимаете…
Генерал, уяснив, что от нас с Анькой ничего больше не добиться, да и не его это обязанности, поднялся и заявил, что нам скорее всего завтра придется зайти в отделение, которое будет заниматься расследованием убийства.
– Сейчас я пришлю человека, он назначит вам время, удобное для вас, – добавил генерал с улыбкой. – Он запишет ваши координаты. И сегодня пару вопросиков для протокола задаст. Так надо, девочки! Вы же понимаете, надеюсь?
Критически осмотрев себя в зеркале, генерал опять улыбнулся нам с Анькой, приложился к ручкам с пожеланиями творческих успехов и покинул мою гримерную.
Я встретились с Анькой взглядом.
– Чего делать будем? – спросила она.
– Отвечать на вопросы.
– Я не про это, – махнула она рукой. – Я вообще имею в виду.
Я пожала плечами: не до того было.
– Надо подумать, под кого теперь пойдем, – заявила Анька.
– Да как ты можешь?! Сейчас!
– Я практичнее тебя, подружка, – перебила она меня. – И смотрю в будущее, которое у нас с тобой связано неразрывно. Хотя семью-то кормить надо тебе, а не мне. Подумай на досуге, с кем ты хотела бы работать. И я подумаю. На мальчишек рассчитывать особо не приходится. Они пойдут туда, куда мы скажем.
– А Агнесса? – спросила я, имея в виду мать Андрюши, нашего солиста. Его мамочка – это отдельная «песня», предмет множества анекдотов в нашем узком «кокосовом» кругу. И почему это сегодня ее нет за кулисами? Обычно она всегда тут пасется, на гастроли с нами ездит, девок фильтрует… Усмирить ее мог только Леонид Борисович на пару с Анькой. Агнесса с моей подружкой ругались, как две базарные бабы. Одесские торговки отдыхают.
– Агнесса Геннадьевна своему сыну ничего плохого не пожелает, – заметила Анька. – И баба она очень практичная. Ее тоже подключим. К ней у меня больше доверия, чем к мужикам. Хотя обычно я готова ей глаза выцарапать, – добавила Анька с ухмылкой. – И у меня вон эта прядь еще не отросла, – она дотронулась до остатков волос, в свое время вырванных Андрюшиной мамочкой. – Но сейчас мы с ней союзницы. Интересы-то общие, как-никак. Сообразим что-нибудь вместе.
– Как знаешь, – сказала я.
Сейчас у меня просто не было сил о чем-то размышлять и тем более что-то решать. Да и как можно? Совесть не позволяла мне думать о новом продюсере, пока труп Максимова еще не остыл. Да и устала я здорово после трех дней выступлений подряд. До кровати бы поскорее добраться, рухнуть и спать, спать, спать. Еще будет время подумать о будущем.
От размышлений меня оторвал стук в дверь.
– Открыто! – крикнула я.
Вошел один из трех оперативников, встретивших нас за сценой, но не седой. Этому на вид было лет тридцать пять, и он внешне здорово напоминал Рональда Кумана.
– Добрый вечер! – поздоровался опер, остановившись на пороге. – Я, кажется, не туда попал.
– Раз кажется – перекреститесь, – предложила Анька с самым серьезным видом.
Мужик остановил взгляд на колыхающемся Анькином бюсте, потом совершенно безразлично посмотрел на меня и обратился к ней:
– А вы не подскажете, где я могу найти солистку «Кокосов»? Ваш адресок-то у нас есть, уважаемая Анна Станиславовна.
«Ишь ты, даже имя-отчество запомнил! – подумала я. – Все вы, кобели, одинаковые».
– А вот с солисткой мы так и не поговорили, – продолжал опер, не сводя глаз с Анькиного бюста. – C молодыми людьми наши сотрудники уже беседуют, а мне вот поручили… Где можно найти Шушу? Простите, я не знаю ее имени-отчества.
– Анастасия Михайловна, – подала я голос.
– Спасибо, – бросил мне через плечо оперативник, продолжая пялиться на Аньку. – Мне хотелось бы встретиться с солисткой лично.
– Вы уже встретились, – снова подала я голос.
– Да, я ее видел после концерта, но потом она ушла вместе с вами, Анна Станиславовна, и с Вездеходовым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13