Вдруг кислое выражение Чкадуа начало резко меняться. Я проследила за направлением его взгляда. Группа молдаванок шла на ужин.
Вахтанг Георгиевич облизнулся и снова, как и в больнице, напомнил мне кота над блюдцем сметаны. Правда, теперь он одновременно напоминал и кобеля, внезапно оказавшегося в стае течных сук.
Приблизившиеся к дому молдаванки смотрели на нас с интересом.
Естественно, их внимание в первую очередь привлекли особи мужского пола, мы с Рутой рассматривались как соперницы. Не сомневаюсь, что жадный взор грузинского мужчины был замечен и взят на вооружение. Предстояло только дождаться ночи.
Как только девушки скрылись в доме, Вахтанг Георгиевич хлопнул себя по толстым ляжкaм, совершил какое-то непонятное движение всем телом, наверное, подсказанное ему генетической памятью как брачный танец предков, и заявил:
— Вай! А мне тут нравится! — и опять облизнулся.
— Условия устраивают? — поинтересовался дядя Саша с ничего не выражающим лицом.
— Великолепные условия, — кивнул Вахтанг Георгиевич и двинулся в дом.
Мы с Никитиным переглянулись. Он закатил глаза, я с трудом сдерживала смех.
Забегая вперёд, скажу, что Вахтанг Георгиевич трудился, не покладая рук (и других частей тела), все время нашего пребывания в латышском посёлке.
На следующий день приехал психотерапевт, Друвис, приятель Мариса, чтобы заниматься Рутой.
Друвис вначале решил поговорить с дядей Сашей, Вахтангом и мной, чтобы как можно подробнее узнать о случившемся с девушкой. Конечно, Марис не мог ему всего рассказать по телефону. Мы, естественно, тоже не могли говорить с полной определённостью, больше делились своими догадками. Друвис обещал сообщить нам, что ему удастся узнать от Руты. Дядю Сашу (да и меня тоже), в частности, интересовало, как Рута могла оказаться на заводе, откуда отправила факс Марису в Ригу.
У дяди Саши нашлись в Латвии какие-то дела, и он, забрав машину, отлучился на пару дней. Сказал, чтобы мы спокойно отдыхали. Перед отъездом дядя Саша презентовал мне заколку, «одно из последних достижений техники», как он выразился, и велел с ней не расставаться.
— Даже спать с ней? — уточнила я.
— Ну, не надо утрировать, Наташа. Но никуда не выходи без неё. Это не шутки.
— А что в ней?
— Специальное приспособление. Благодаря ему мы всегда сможем тебя найти, если что. Но, надеюсь, все будет в порядке.
Я сама понимала, что меры предосторожности все-таки принять следует.
В следующие дни Друвис работал с Рутой, в перерывах беседовал с нами с Вахтангом. К счастью, стояла великолепная погода, и я валялась на солнышке.
Чкадуа предпочитал сидеть под деревцом, в тенёчке. Он проводил много времени на телефоне, решая деловые вопросы. Мне звонить было некому. Я немного общалась с администраторшей-латышкой, вечерами — по полчасика с молдаванками, но они обычно хотели побыстрее добраться до кровати, чтобы лечь отдыхать. В общем, было скучно.
От Вахтанга, с которым мы на пару коротали время на берегу речки, я узнала много интересного в плане организации вино-водочного производства. К моему великому удивлению, большая часть фальшивой водки тайком разливалась не в таинственных подвалах, а на всем известных предприятиях.
— Но как же так? — недоумевала я.
Оказалось, что по отчётам эти самые предприятия работают вполсилы (или в одну четверть, или вообще по документам загружают оборудование всего процентов на десять). Но ни один чиновник ни разу не задал Вахтангу Георгиевичу лишнего вопроса, даже не поинтересовался, как это он убедил рабочих трудиться, можно сказать, на голом энтузиазме — за зарплату в сто «деревянных».
— А что делается в подвалах? — спросила я у Вахташи.
Я ведь видела его личный бункер, к которому вёл подземный ход: там химичили будьте нате. Правда, я не стала ему признаваться, что побывала там.
Вахтанг пояснил, что к нему приходят цистерны из Польши, его работники немного перерабатывают «сырьё», (чтобы его стало больше), а потом те же цистерны везут новую смесь в принадлежащий ему цех (или в подвалы). Вот, значит, чем занимаются Вадик с Ленькой. Бункер — запланированная остановка цистерн по пути на завод.
— А зачем же все-таки нужны подвалы? — не отставала я.
— Ну, например, для разлива по стаканчикам, — ответил Чкадуа.
— По чему? По чему?
— Ах, ты же не пьёшь из такой посуды! — воскликнул Вахтанг Георгиевич и принялся за объяснения: ему тоже было скучно, а поговорить с кем-то хотелось.
Чкадуа всегда тщательно изучал спрос. А на какое спиртное есть спрос? В магазине обязательно должна быть водка «Русская» или другие её дешёвые разновидности. И ещё обязательно нужны «стаканчики» — для тех, кто спешит похмелиться или пьёт в одиночку. Потребляющие это пойло не интересуются качеством и происхождением напитка, — эти вопросы им вообще не приходят в голову. К тому же водка в пластмассовых стаканчиках по 0, 125 литра на сегодняшний день вообще запрещена к реализации на территории России. Поэтому разлив производится по подвалам.
— Но магазины их берут?
— Крупный универсам не возьмёт, но у нас же много всяких торговых точек, — усмехнулся Вахтанг. — В маленьком магазинчике водка даёт процентов семьдесят пять оборота. Причём или дешёвая в поллитровке, или опять же родимые стаканчики. Спрос определяет предложение, Наташа. Я произвожу, потому что потребитель требует, а не наоборот.
Вахтанг пояснил, что в моем родном городе на Неве на каждую бутылку настоящей заводской водки приходится примерно двадцать суррогатов.
Неплохая статистика. Великолепные шансы отравиться.
— Так где же мне её покупать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108