С земляничным привкусом.
— А это хорошо, когда виноград — да с земляничным?
— В меру все хорошо.
— Да, — рассеянно согласился Лобов, — в меру все хорошо. Только кто её устанавливает, эту меру?
— Человек — мера всех вещей.
— Разные они — люди.
— Разные, — согласился Снегин.
— А стало быть, и меры разные, верно?
— Верно.
Снегин не форсировал разговор, приглядываясь к старому товарищу, прикидывая, как вести себя, чтобы, не дай Бог, не допустить какой-нибудь неловкости в такой деликатной ситуации. Сам он предпочёл бы лёгкий, непринуждённый, сдобренный шуткой разговор, если бы даже речь шла об очень серьёзных вещах. Разговор, он и есть разговор, предварение настоящих дел и событий. Но Иван всегда был тяжеловат в беседах, к тому же не Всеволоду сейчас выбирать, на то воля Ивана. Снегин вернулся из инспекционного облёта галактических баз только сегодня, на рассвете, пробыв в дальнем космосе в общей сложности около полугода и лучше, чем кто-либо другой, зная о несчастье Ивана. Тогда же, утром, дождавшись подходящего часа, он и связался с Лобовым.
— Соболезную, — коротко сказал он после традиционного обмена приветствиями.
— Не надо об этом.
— А что надо? — импульсивно и, может быть, не вполне к месту спросил Снегин.
— Встречу. Есть серьёзный разговор.
— Когда?
— Чем быстрее, тем лучше.
— Тогда сегодня. Вечером. Там, где тебе удобно. И время назначай сам.
Лобов помедлил, прежде чем ответить.
— Может быть, денёк-другой передохнешь после рейда?
— Я в форме, Иван. Сегодня вечером.
Теперь, когда эта встреча состоялась, Снегин внимательно приглядывался к товарищу. Хорошо зная характер Лобова, он изначально догадывался о предмете столь спешного, необходимого ему разговора. Его догадка обрела опору, когда Снегин, пользуясь своим высоким положением, навёл общие справки о занятиях экипажа «Торнадо» в течение пяти недель его пребывания на земных каникулах. Эта догадка превратилась было в уверенность, когда Снегин заметил свежие рубцы на лице Ивана, точно от удара тонким бичом или ивовым прутом: один, едва различимый, — на левой щеке, другой, куда более выраженный, — на шее, пониже уха. Не надо было быть медиком специалистом, чтобы догадаться об их происхождении: это были следы лучевых ударов при стрельбе по Лобову как по мишени из лучевого пистолета на пониженной, но все-таки более чем ощутимой мощности. При таких тренировках Иван никогда не жалел себя и работал на грани почти неразумного риска, упрямо исповедуя древнюю суворовскую истину — тяжело в учении, легко в бою. Снегин представил себе, как выглядит скрытый сейчас одеждой торс Ивана, и невольно вздохнул. А он-то недоумевал, зачем экипажу «Торнадо» понадобился для тренировок снайпер-инструктор — виртуоз стрельбы из всех видов горячего оружия.
Но чем больше присматривался Всеволод к Лобову, тем все более расшатывалась его обретённая было уверенность в том, что ему уже известна суть его затеи. Странный был какой-то Иван, на себя не похожий. И не поймёшь — какой! Рассеянный? Злой на весь мир? Уставший, махнувший на все рукой? Почему, собственно, он пришёл на встречу один — без Клима и Алексея? И потом, это уж ни в какие ворота не лезло, несмотря на своё горе, Иван помолодел. Помолодел, несмотря на тени под глазами, углубившиеся морщины над переносьем и в углах рта, обозначившуюся скульптурную сухость, худобу лица. Помолодел, будто сбросил со своих плеч добрый десяток лет, превратившись в того Ивана Лобова, который сидел рядом с ним в кафе космонавтов на базе возле Стикса. Будто и не было этого путаного, нашпигованного событиями десятилетия. Недаром Ильта сказала ему: «Я думала, он старше». «Кто?» — не понял Всеволод. «Лобов. — Огромные глаза Ильты обежали лицо Онегина. Я думала, вы — ровесники. А он — моложе». Всеволод отделался шуткой, но почувствовал лёгкий укол — ревности, зависти, недовольства ли — трудно было понять, но почувствовал. И успокоил себя тем, что Ильта ошиблась, не может беда молодить человека. Но она не ошиблась, Иван и впрямь помолодел! Он словно очистился от всего случайного, накапливаемого в душах человеческих буднями прожитых дней, стал яснее, строже, а может быть… может быть, и злее. Наверное, именно в этом секрет неожиданной вспышки его второй молодости. Здоровая злость на несправедливость судьбы — удел молодёжи; зрелые люди реагируют на вольности рока куда терпимее, они уже по опыту знают, что вместе с талантом, умением, ловкостью в жизни немалую роль играет ещё и простое везение, что против воли случая не попрёшь, а с судьбой приходится мириться в силу необходимости. А вот Иван, судя по всему, с судьбой не смирился! Как и в юности, как и на пороге зрелости, когда он только завоёвывал своё место в дальнем космофлоте, Иван озлился на капризницу судьбу, озлился, а поэтому, вопреки её каверзам, — помолодел. От такого, озлившегося и помолодевшего Ивана можно было ждать самых неожиданных авантюр.
Да и вообще, Иван — это Иван! Разве можно быть уверенным, что до конца разгадал то, что задумано Иваном Лобовым?
Глава 2
За пять недель, а точнее, за тридцать семь суток до встречи Снегина и Лобова в кафе космонавтов патрульный корабль «Торнадо» вынырнул из гиперсветового тоннеля в «живое» пространство на расстоянии в несколько световых минут от Земли. Когда корабль стабилизировался на досветовой скорости, Клим уточнил его координаты и запросил трассу конечного торможения и посадки. Ответная команда была такой, что штурман корабля не поверил своим ушам и на всякий случай повторил запрос. И к повтору команды он отнёсся с недоверием, точнее, с недоумением, хотя пальцы его сами собой пробежались по ходовому координатору, вручную дублируя полученную команду и снимая предохранительные блокировки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60