Потом он не спеша обошел тело жены, стараясь не наступить ногой в расплывшуюся на бетоне красную лужу. Вскоре он оказался в тени деревьев в том месте, где подъездная аллея выходила на улицу. Сара услышала, как заработал мотор автомобиля. Потом зажглись фары, и машина, разбрасывая гравий из-под колес, скрылась в темноте».
И лишь тогда Сара поняла, что может пошевелиться. Она вызвала «Скорую помощь».
– Энди?
Голос вернул Фурлоу к действительности. «Рут?» – спросил он себя, оборачиваясь.
Она стояла слева от него сразу за машиной, изящная женщина в черном шелковом костюме, плотно облегающем ее фигуру. Ее рыжие волосы, обычно распущенные, сейчас были собраны в тугой пучок на затылке. Волосы были стянуты туго… Фурлоу попытался выбросить из головы все воспоминания о волосах ее матери, беспорядочно раскиданных по бетону дорожки.
Зеленые глаза Рут не мигая смотрели на него с выражением болезненного ожидания. У нее был вид испуганного ребенка.
Фурлоу открыл дверцу машины и выбрался на мокрую траву рядом с дорогой.
– Ты не на машине, – констатировал он.
– Я живу сейчас у Сары. Пришла пешком прямо от ее дома. Поэтому и опоздала.
Она едва сдерживалась, чтобы не зареветь, и он подумал, что сейчас бессмысленно о чем-то говорить.
– Рут… Да провались все это к дьяволу! Я не знаю, что еще можно сказать. – Не думая ни о чем, он подошел к ней, обнял ее. Он почувствовал, как тут же напряглось ее тело. – Я действительно не знаю, что говорить.
Она вырвалась из его объятий.
– Тогда… и не говори ничего. Все слова давно уже сказаны.
Рут взглянула прямо в его глаза.
– А ты что, уже не носишь свои специальные очки?
– Да ну их к черту, очки эти! Почему ты не стала говорить со мной по телефону? Мне что, в госпитале дали номер Сары? – До него стал доходить смысл слов Рут: «…живу у Сары». – Что это значит?
– Отец сказал… – Рут прикусила губу и покачала головой. – Энди, о Энди, он сошел с ума, и его собираются казнить… – Она посмотрела на Фурлоу, и ресницы ее стали мокрыми от слез. – Энди, я не знаю, что должна чувствовать сейчас по отношению к нему. Не знаю…
И снова Фурлоу привлек ее к себе. На этот раз она не противилась. Как же все это знакомо – обнимать ее в этом таком знакомом месте… Она начала тихо рыдать, уткнувшись ему в плечо, дав волю накопившемуся.
– О, если бы ты мог забрать меня отсюда, – прошептала она.
«Что это она говорит? – задал себе вопрос Фурлоу. – Ведь она давно не Рут Мерфи. Она миссис Невилл Хадсон». Ему захотелось оттолкнуть ее от себя и закидать ее вопросами. Но это противоречило его профессиональным навыкам, с психологической точки зрения это было бы неверно. Он решил, что в конце концов ему хочется совсем не этого. Но ведь она – жена другого человека. Проклятье! Проклятье! Проклятье! Что же случилось тогда? Ссора. Он вспомнил их ссору… в ту ночь, когда он рассказал ей о стипендии, которую ему обещали за научную работу при университете. Она не хотела, чтобы он брал ее с собой, но и не хотела расставаться с ним на год. Ей казалось, что Денвер слишком далеко.
«Всего лишь один год». – Фурлоу как бы слышал собственный голос, произносящий эти слова.
«Ты больше озабочен своей чертовой карьерой, чем мною!» – У нее был такой же яркий темперамент, как и волосы.
После этого сердитого замечания он ушел. Письма его уходили в пустоту, без ответа. Когда он звонил, «ее не было дома». И он понял, что такое быть «сердитым»… и страдающим. Но что же на самом-то деле произошло?
И снова она сказала:
– Я не знаю, что должна чувствовать сейчас по отношению к нему.
– Могу я чем-нибудь реально помочь? – только и мог он произнести, но сам понимал, что это не те слова, что нужны.
Она отодвинулась от него.
– Энтони Бонделли, адвокат… Мы наняли его. Он хочет поговорить с тобой. Я… Я сообщила ему о твоем заключении об… отце… о времени, когда произошел психический срыв. – Ее лицо поморщилось. – О Энди!.. Почему ты уехал? Ты так был нужен мне. Ты так был нужен нам.
– Рут… Твой отец не принял бы от меня никакой помощи.
– Я знаю. Он ненавидел тебя… из-за… того, что ты сказал. И все-таки ты был нужен ему.
– Никто не прислушивался ко мне, Рут. Он был слишком важным человеком для меня, чтобы…
– Бонделли считает, что ты можешь помочь с оправданием. Он просил меня встретиться с тобой, чтобы… – Она пожала плечами, достала из кармана носовой платок и вытерла щеки.
«Так вот оно что, – подумал Фурлоу. – Она пытается поймать меня на удочку, купить мою помощь!»
Он отвернулся, чтобы Рут не увидела его перекошенное от гнева и боли лицо. На несколько секунд у него поплыло перед глазами, а потом он вдруг понял (очень медленно), что видит какое-то почти незаметное шевеление у края рощицы. Рой коричневых мошек. Похоже, но не совсем. Его очки. Где же его очки? В машине! Мошки начали подниматься вверх и растаяли в вышине. Их исчезновение сопровождалось странным давлением на его чувства, словно звук или что-то, похожее на звук, действовало ему на нервы, но теперь это исчезло.
– Так ты поможешь? – спросила Рут.
«А не такую ли я штуковину видел тогда, у окна Мерфи? – поинтересовался у самого себя Фурлоу. – Что же это такое?»
Рут сделала шаг к нему и посмотрела прямо ему в лицо.
– Бонделли казалось… из-за нас… ты, возможно… станешь колебаться.
«Черт бы побрал эти умоляющие нотки в ее голосе!»
Он мысленно повторил ее вопрос и ответил:
– Да, я сделаю все, что смогу.
– Этот человек… в тюрьме, это только внешняя оболочка, – сказала она тихим равнодушным, почти бесцветным голосом.
Фурлоу посмотрел на нее и увидел, как черты ее лица застывают по мере того, как она говорила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63