– Слыхал его, Иш? Он знает меня. Он знает и то, что я уже сделал. Ему известно и то, что я еще должен сделать.
Старик кивнул.
Дэвид перепугался того, что он сказал. Ведь он чуть не проболтался о смерти путешественника, и Катсук понял это. «Он знает то, что я уже сделал.» Но может все эти люди уже знают про убийство? Может потому они и напуганы? Нет. Они страшились могущества Катсука в мире духов. Пускай даже не все они принимали это, верили в это, но боялись все.
Катсук глянул на Кэлли, спросил:
– Как мы можем сделать, чтобы хокваты были нам обязаны больше, чем было ранее?
Дэвид видел, что старуха рассердилась, борясь против своей же гордости.
– Нет смысла плакать по прошлому! – сказала она.
– Если мы не будем плакать по нему, то кто? – спросил Катсук. Ему нравилось бить ее в слабое место.
– Прошлое умерло! – ответила она. – И пусть так и остается.
– Пока я жив, оно не умерло, – возразил ей Катсук. – А я живу вечно.
– Парнишка прав, – просопела Кэлли. – Ты сошел с ума.
Катсук ухмыльнулся.
– Я этого и не отрицаю.
– Ты не сможешь сделать, что задумал, – попробовала она спорить.
Спокойным, рассудительным тоном Катсук спросил у нее:
– Что я задумал?
– Ты знаешь, что я имею в виду.
«Она знает, но не может сказать, – думал Катсук. – Ох, бедная Кэлли. Когда-то наши женщины были сильными. Теперь они слабы.»
– Никто из людей не сможет остановить меня.
– Посмотрим, – сказала она. С гневом и разочарованием, проглядывающими в каждом движении, она схватила Дэвида за руку и потащила в сторону хижины на дальнем конце вырубки. – Пошли, – приказала старуха. – Снимешь одежду и отдашь мне.
Катсук позвал ее:
– Думаю, мы еще увидимся, Кэлли.
– Зачем тебе моя одежда? – спросил Дэвид.
– Я собираюсь ее постирать. Проходи сюда. Тут есть одеяла. Можешь закутаться, пока одежда не высохнет.
Дверь из потрескавшихся досок заскрипела, когда Дэвид открыл ее. Он думал, что, возможно, успокоившись, Кэлли еще пытается спасти его. В хижине не было окон. Свет проникал только из двери. Мальчик ступил на грязный пол. Здесь воняло рыбьим жиром и еще чем-то кислым, заплесневелым от свежеснятой шкуры горной пумы, растянутой на стене напротив двери. Со стропил свисали какие-то темные тряпки. На полу повсюду валялись сети, полусгнившие, заскорузлые мешки, ржавые банки и ящики. В углу лежала целая стопка зеленых с коричневым одеял.
– Раздевайся побыстрей, – сказала Кэлли из-за двери. – Или ты сдохнешь в этих мокрых тряпках.
Дэвид неуверенно разглядывался. Хижина была ему противна. Ему хотелось бежать отсюда, чтобы найти людей, способных его освободить. Но вместо этого он разделся до трусов и просунул одежду в дверь.
– Трусы тоже, – сказала старуха.
Мальчик закутался в одеяло, стянул с себя трусы и выбросил их в дверной проем.
Стирка займет несколько часов, – сказала Кэлли. – Закутайся получше и отдыхай.
Она закрыла дверь.
Дэвид стоял в абсолютной темноте. По щекам побежали слезы. Все – и природа, и люди – повернулось против него. Девушка хотела, чтобы он убежал. Старая Кэлли тоже вроде бы хотела помочь ему. Но только никто из них не мог по-настоящему противостоять Катсуку. Дух Катсука был слишком могущественным. Дэвид вытер лицо уголком одеяла и тут же споткнулся о стоящую на полу раскладушку. Укутавшись в одеяло поплотнее, он сел на нее, и раскладушка тут же закряхтела.
Когда глаза немного попривыкли к темноте, он заметил, что дверь закрыта неплотно. В ней были трещины и дыры, через которые проходил свет. Мальчик неясно слышал голоса проходивших мимо индейцев. Откуда-то доходили отзвуки детской игры: удары палкой по жестянке.
Слезы продолжали катиться по щекам Дэвида. Он едва сдерживался, чтобы не разреветься во весь голос. Потом он разозлился на свою же слабость. «Я даже не смог убежать.»
Катсук повелевал птицами, людьми и всеми лесными духами. Здесь не было ни единого места, где можно было бы спрятаться. Все в лесу шпионило для безумного индейца. Его соплеменники знали это и потому боялись.
Сейчас же они держали у себя пленника, которого привел Катсук, отобрав у него одежду.
Дэвид учуял дым, запах варящегося мяса. Снаружи раздался взрыв смеха, но быстро и затих. Мальчик слышал, как шумит в деревьях ветер, как мимо ходят люди и обмениваются непонятными словами. Одеяло, в которое он закутался, пахло застарелым потом и было очень грубым. Слезы отчаяния продолжали течь из глаз мальчика. Звуки внешней активности постепенно замолкали, все чаще и чаще наступали периоды полной тишины. Что они там делают? Куда подевался Катсук? Дэвид услыхал направляющиеся к хижине шаги. Застонала открытая дверь. На пороге была Тсканай, неся в руках миску. В ее движениях была какая-то злобная решимость.
Когда дверь раскрылась пошире, и девушка зашла вовнутрь, дневной свет помог заметить на ее челюсти большой синяк. Тсканай закрыла дверь, села рядом с Дэвидом на раскладушку и протянула ему миску.
– Что это?
– Копченая форель. Очень вкусно. Попробуй.
Дэвид взял миску. Она была холодной и гладкой. Но мальчик продолжал глядеть на синяк. Свет из щели лег полосой на челюсти девушки. Было видно, что Тсканай чувствует себя неуютно и беспокойно.
– Все-таки он бил тебя? – спросил мальчик.
– Просто я упала. Ешь рыбу. – В ее голосе прозвучала злость.
Дэвид занялся форелью. Она была жесткая, с легким привкусом жира. Взяв в рот первый же кусочек, мальчик почувствовал, как от голода скрутило желудок. Дэвид не остановился, пока не съел всю рыбину, потом спросил:
– Где моя одежда?
– Кэлли стирает ее в большом доме. Закончит где-то через час. Чарли, Иш и другие мужчины ушли на охоту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69