Надежда сама по себе.
И это знаменательное мгновение позволило ему осознать мимолетность мига его собственного существования, его способности как живого существа.
Участок, занятый сознанием Дейсейна, пересекло нечто изгибающееся, выгнутое и искаженное. Он узнал зернышко его «я», потерявшего всю свою первоначальную форму. Дейсейн, хихикая, отбросил его. «Кто же отбросил только что это? – подумал Дейсейн. Кто хихикал?»
Раздался громкий стук шагов. Голоса.
Он узнал неприятные интонации голоса седовласой медсестры, но в нем прозвучали и нотки паники.
Паже.
– Давайте уложим его на кровать, – сказал Паже. Слова прозвучали ясно и отчетливо.
Но не столь ясно виделась ему форма Вселенной, которая стала приобретать размытые очертания радуги, как и не видел он чьих-то сильных рук, пытавшихся погасить ослепительное пламя, которым была объята его кожа.
– Трудно возвращаться в обычное состояние сознания, когда ты только что находился за пределами его, – пробормотал Дейсейн.
– Он что-то сказал? – спросила медсестра.
– Я не разобрал, – ответил Паже.
– Вы чувствуете запах Джасперса вон там? – снова спросила медсестра.
– Полагаю, он выделил эссенцию и проглотил ее.
– О Господи! Что же нам делать?
– Ждать и молиться. Принесите мне смирительную рубашку и велите доставить тележку.
«Смирительную рубашку? – повторил про себя Дейсейн. – Какая странная просьба!»
Кто-то побежал. Как же громко раздаются эти шаги! Хлопнула дверь. Еще какие-то голоса. Какая кругом неразбериха!
Дейсейн почувствовал своей кожей, что его поместили во что-то темное. Все зрительные ощущение пропали.
Внезапно Дейсейн почувствовал, как его тело сморщилось, и он превратился в ребенка, брыкающегося, вопящего, машущего руками, пытающегося за что-нибудь ухватиться.
– Помогите мне! – Это снова был Паже.
– Что тут за беспорядок?! – раздался какой-то мужской голос.
Однако Дейсейну в этот миг уже казалось, что он превратился в рот, просто отдельный рот. Который дул, дул и дул, подобно ветру. Конечно же, весь мир должен сжаться под напором этого урагана!
А потом он стал доской, качающейся на ветру. А в следующий миг – детскими качелями. Вниз и вверх… вверх и вниз.
«Лучше хорошо бежать, чем плохо стоять», – вспомнил он.
И он бежал, бежал, задыхаясь, хватая ртом воздух.
Из кружащихся над ним облаков вынырнула какая-то скамейка. Он рухнул на нее… и стал скамейкой – еще одной доской. И доска эта все глубже и глубже погружалась в кипящее зеленое море.
«Жизнь в океане бессознательности», – подумал Дейсейн.
Вокруг него становилось все темнее и темнее.
«Смерть, – мелькнула мысль. – Именно на фоне смерти я могу познать себя».
Темнота рассеялась. Дейсейна несло вверх, к ослепительному свету. И в этом сиянии двигались какие-то темные фигуры.
– У него открытые глаза. – Это была медсестра.
Какая-то тень промелькнула.
– Джилберт? – Это говорил Паже. – Джилберт, ты можешь слышать меня? Сколько Джасперса ты принял?
Дейсейн попытался ответить, но губы отказывались подчиняться ему.
Снова вернулось ослепительное сияние.
– Нам придется самим узнать это, – заметил Паже. – Сколько весила головка сыра?
– Тридцать шесть фунтов, – ответила медсестра.
– Полное физическое истощение, – это снова произнес Паже. – Приготовьте респиратор.
– Доктор, что если он… – По всей видимости, страх не дал медсестре закончить фразу.
– Я… готов, – сказал Паже.
«Готов к чему?» – подумал Дейсейн.
Сосредоточив свое внимание, он вдруг понял, что может заставить это сияние поблекнуть. И в тот же миг в конце туннеля он ясно различил лицо Паже. Дейсейн лежал, беспомощно наблюдая, не способный двигаться, в то время как к нему подходил Паже с колбой в руках, из которой струилась пена и поднимался дым.
«Кислота, – подумал Дейсейн, вспомнив слова медсестры. – Если я умру, они растворят мое тело и выльют в канализационную трубу. Нет ни тела, ни улик».

Туннель рухнул.
Свет, усилившись, начал потом сходиться к одной точке.
«Возможно, я уже не существую», – подумал Дейсейн.
Стало темнее.
«Возможно, я не могу ничего делать, – пришла новая мысль.
Еще темнее.
«Возможно, меня нет!»
А потом наступило небытие.


13

– Возможно было либо излечиться, либо умереть, – произнес желтый бог.
– Я отрекаюсь от тебя, – сказал белый бог.
– Ты не захотел того, что я предлагал тебе, – укоризненно произнес красный бог.
– Ты заставил меня смеяться, – заметил черный бог.
– Нет ни одного дерева, которое являлось бы тобою, – подчеркнул зеленый бог.
– А теперь мы уходим, и только один из нас вернется, – хором произнесли боги.
Раздалось чье-то кашлянье.
– Почему у вас нет лиц? – спросил Дейсейн. – Вы различаетесь цветами, но безлики.
– Что? – прогромыхал резкий голос.
– Вы какие-то странные боги, – продолжал Дейсейн. Он открыл глаза и, увидев черты лица Бурдо, заметил, что тот крайне озабочен и озадачен.
– Вовсе я никакой не бог, – сказал Бурдо. – Что вы сказали, доктор Джил? Вам что, приснился новый кошмар?
Дейсейн моргнул и попытался шевельнуть руками. Ничего не получилось. Он поднял голову и посмотрел на свое тело, затянутое в смирительную рубашку. Комната пропахла вонью дезинфицирующих средств, Джасперсом и еще чем-то прокисшим и вызывающим отвращение. Дейсейн огляделся. Он по-прежнему находился в изоляторе. Его голова упала обратно на подушку.
– Почему меня связали таким образом? – прошептал Дейсейн.
– Вы что-то сказали, сэр?
Дейсейн повторил вопрос.
– Знаете, доктор Джил, мы не хотели, чтобы вы сами себе причинили вред.
– Когда… когда меня освободят?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92