В каждом действии…
– Неужели вы в самом деле верите, что кое-кто из нас пытался… убить вас… ради безопасности общины?
– А разве нет?
– Неужели не найдется других объяснений?
– Каких же?
Дейсейн пристально смотрел на Паже. Вне всякого сомнения, доктор был встревожен. Он избегал взгляда Дейсейна, руки его при этом двигались бесцельно, а дыхание участилось.
– Общество никогда не верит, что оно может умереть, – сказал Паже. – Из этого следует: общество, как таковое, никогда никому не поклоняется – если оно не может умереть, то никогда и не предстанет перед Высшим Судом.
– И в таком случае, – продолжил Дейсейн, – оно может вытворять такие мерзости, какие отдельному человеку никогда бы и в голову не пришли – его бы просто стошнило от одной только мысли об этом.
– Возможно, – пробормотал Паже. – Возможно. Ну хорошо. Почему вы решили проверить меня? Ведь я никогда не пытался причинить вам зла.
Дейсейн, ошарашенный этим вопросом, отвел взгляд в сторону. За окном сквозь зелень деревьев он увидел полоску холмов, которые окружали Сантарогу. Он чувствовал себя пленником этой гряды холмов, запутавшимся в паутине собственных мыслей.
– А что вы скажете о людях, которые пытались убить меня? – резким тоном спросил Дейсейн. – Они что, подходящие объекты для исследований?
– Мальчик – возможно, да, – ответил Паже. – Мне все равно придется исследовать его.
– Пити, сын Йорика, – заметил Дейсейн. – Один из неудавшихся экспериментов, да?
– Не думаю.
– Еще один человек с раскрепощенным сознанием… как я?
– Вы запомнили это?
– Тогда вы говорили, что внешний мир умирает, что вы отгородились от него здесь… с помощью Джасперса.
– Да, тогда я вам многое рассказал, сейчас я это припоминаю, – заметил Паже. – Действительно ли ваше сознание сейчас полностью раскрепощено? Вы уже можете видеть то же, что и мы? Стали ли вы таким же, как мы?
Дейсейн внезапно вспомнил голос Дженни в телефонной трубке: «Будь осторожен». И страх в ее словах: «Они хотят, чтобы ты уехал».
В ту же секунду Паже снова превратился в его сознании в серого кота в саду, вспугнувшего птиц, и Дейсейн понял, что он по-прежнему одинок, он не соединился ни с кем, ни с какой группой. Он вспомнил озеро, то особенное восприятие ощущений – когда он чувствовал все свое тело, общее настроение всей компании, которое он разделял с ними.
И тогда он начал вспоминать все беседы, которые вел с Паже, по-новому оценивая их. Он чувствовал, что в данные секунды внутри его сознания началась перестройка его мироощущений, которые производила Сантарога.
– Я дам вам еще немного Джасперса, – сказал Паже. – Возможно, тогда…
– Вы подозреваете, что я незаметно для себя дрожу от волнения? – перебил его Дейсейн.
Паже улыбнулся.
– Сара продолжает использовать фразы, которые имели хождение в прошлом, – сказал он, – до того, как мы урегулировали наши отношения с «Джасперсом»… и внешним миром. Но не стоит смеяться над ней и ее стилем речи. Она сохранила невинный детский взгляд.
– Который отсутствует у меня.
– У вас все еще остались кое-какие догмы и предрассудки тех нелюдей, – сказал Паже.
– К тому же я услышал и узнал слишком много о вас, сантарожанцах, чтобы мне позволено было уехать, – заметил Дейсейн.
– Неужели вы так и не попытаетесь стать? – произнес Паже.
– Стать кем? – Этот сумасшедший, почти шизофренический разговор с Паже выводил Дейсейна из себя. «Болтовня! Раскрепощенное сознание!»
– Только вы знаете это, – ответил Паже.
– Знаю что?
Паже в ответ лишь пристально посмотрел на Дейсейна.
– Я скажу вам, что я понял, – произнес тот. – Я знаю, что вы в ужасе от моего предложения. Вы не хотите узнать, почему Вина насыпала яд для тараканов в кофе. Вы не хотите знать, почему Клара Шелер отравила свое жареное мясо. Вы не хотите знать, по чьей подсказке меня столкнули с пристани на озере и почему пятнадцатилетний мальчик пытался пронзить меня стрелой. Вы не хотите узнать, почему Дженни отравила яйца. Вы не собираетесь расследовать, почему меня едва не раздавила машина в гараже или сгорел мой грузовик. Вы не хотите…
– Ну хватит!
Паже потер подбородок и отвернулся.
– Ну, что я говорил: вам все же удалось это, – заметил Дейсейн.
– «Iti vucati», – пробормотал Паже. – «Существует аксиома: каждая система и каждая интерпретация становятся ложными, когда появляется другая система, более совершенная и, значит, верная». Интересно, может, поэтому вы и прибыли сюда – чтобы напомнить нам банальную истину: не существует утверждений, свободных от противоречий.
Он повернулся и пристально посмотрел на Дейсейна.
– О чем вы говорите? – спросил тот. В тоне и манерах собеседника Дейсейн увидел неожиданное спокойствие, которое вызвало у него беспокойство.
– Внутренняя просвещенность всех живых существ начинается со своего «я», – начал Паже. – И это «я» невозможно свести к некоторой изолированной области в памяти, основанной на восприятии символов. Будучи сознательными существами, наши мысли являются проекциями нашего «я» на чувственное восприятие. Но бывает так, что наше «я» сбивается с пути – то наше «я», которое воплощает в себе отдельную личность или совокупность индивидуумов. Интересно…
– Прекратите свои попытки отвлечь меня своей дурацкой болтовней, – перебил его Дейсейн. – Вы пытаетесь сменить тему разговора, избежать…
– …пустоты, – закончил за него Паже. – Да, да. Пустота – очень уместное слово. Невозможно воспринимать Эйнштейна как только математика. Всякое феноменальное существование – преходяще и относительно. На самом деле не существует ничего реального, заслуживающего внимания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92