Потом долго сидели, вслушиваясь в ночные звуки незнакомого мира. За горизонтом все время раздавались какие-то хлопки, словно лопались воздушные шарики, и какая-то тварь кричала «уи-и-и» тонким, звенящим голосом.
Вериасс был разочарован тем, что не нашел улей. Он осмотрел затылок Эверинн, чтобы проверить, как заживает ранка, и Эверинн легла на свое одеяло, глядя вверх, словно в глубокой задумчивости. Орик поворчал: мол, когда дрононы не нужны, они тут как тут, а когда надо, их и в собственном доме не сыщешь, — а потом улегся рядом с Эверинн. Бедный медведь весь день не знал покоя, и колотая рана, хотя и легкая, тоже докучала ему. Через несколько минут он уже спал.
— Не беспокойтесь, — сказал Вериасс остальным. — Весьма вероятно, что наш огонь привлечет к себе внимание. Возможно, к утру мы встретимся с дрононами и выясним, как они относятся к нашему вторжению в их мир. — Он лег и задумался. Шрам Эверинн заживал хорошо, но было бы лучше выждать еще несколько дней.
Галлену и Мэгги не сиделось на месте. Мэгги, руководимая своей мантой, рассматривала ноги города-улья и не уставала восхищаться мастерством дрононских инженеров, создавших такое сооружение. Наконец она взяла факел и повела Галлена к дыре, ведущей в полость мертвого города. Стоя на черном металле орудийной башни, они вглядывались в глубокий мрак.
Вериассу со стороны казалось, будто они заглядывают в панцирь огромной черепахи. Мэгги кричала и свистела, вызывая эхо. Потом они с Галленом полезли внутрь.
Вериасс наблюдал, как меркнет свет их факела по мере того, как они уходят вглубь. Хранитель остался один с Эверинн и Ориком. Усталый и встревоженный, он прилег рядом с Эверинн. Орик храпел. Становилось совсем темно. Вериасс думал, что Эверинн спит, но она сказала тихо:
— Ну, вот мы и здесь.
— Да, наконец-то, — ответил Вериасс, стараясь говорить бодро.
Эверинн рассмеялась — но не радостно, а с горькой иронией:
— Вот именно, наконец-то.
— Ты сожалеешь о том, что мы пришли сюда?
Вериасс знал, что это нечестный вопрос, но Эверинн ответила:
— На этой планете мне суждено умереть — так или иначе. И я, пожалуй, обескуражена тем, что это затягивается надолго. Я готовилась к бою сегодня.
— Я знаю, ты думаешь, что лишишься чего-то, если я выиграю бой, но уверяю тебя: когда твое сознание сольется с сознанием Семарриты, это не будет смертью. Напротив — тебя ждет чудесное возрождение. Я видел, как это происходит с другими клонами. Это очень мощное ощущение — сначала оно ошеломит тебя, и ты на несколько мгновений погрузишься в сон. Но проснешься ты гораздо мудрее и могущественнее, чем была раньше. Поверь мне, дочь моя, поверь.
Вериасс смотрел на Эверинн, освещенную отблесками костра. Он никогда еще не видел ее в таком страхе. Она вся дрожала, гримаса ужаса кривила губы, и обильная испарина выступила на лбу.
Вериасс взял ее руку и стал гладить, но Эверинн, не глядя на него, холодно засмеялась и сказала:
— Скажи, отец, если бы я сейчас повернулась и ушла отсюда, ты возненавидел бы меня?
Этой темы Вериасс надеялся избежать — он не хотел обсуждать возможность иного выбора, иного пути поражения дрононов. Он уже рассмотрел все варианты, подробно обсудил их с Эверинн, а до нее — с Семарритой и отверг их один за другим. Эверинн нельзя уходить отсюда, и нельзя позволить ей проявлять слабость. Вериассу хотелось предостеречь ее против соблазна легкого пути, напомнить ей о миллиардах людей, которые будут страдать и гибнуть под пятой дрононов, если она, Эверинн, сейчас откажется от борьбы. Вместо этого он сказал ей правду:
— Я любил бы тебя, даже если бы ты ушла. Ты мне как дочь, которой у меня никогда не было, и все эти три года я следил за твоим ростом и развитием с великой радостью и немалой гордостью.
— Но ты будешь любить меня еще больше, когда Семаррита войдет в меня, верно? — с горечью сказала она. — Бьюсь об заклад, ты ждешь не дождешься, когда я стану ею. Как по-твоему, скоро ли ты ляжешь с ней в постель?
Вериасс редко видел Эверинн в гневе. И никогда еще не слышал от нее недоброго слова — но ведь эмоционально она все еще ребенок, напомнил он себе, и нужно с этим считаться.
— Эверинн, не мучай себя так. Ничего хорошего из этого не выйдет.
— Я себя не мучаю. Это ты мучаешь меня. Ты убиваешь меня — мое я! — Эверинн отвернулась от него и разрыдалась.
Вериассу хотелось утешить ее, но что он мог сказать? Наконец он прошептал:
— Если хочешь уйти, скажи мне — и клянусь, я сделаю все, что в моей власти, чтобы благополучно доставить тебя домой. Если захочешь, мы соберем целые армии, откроем перед ними все ворота. Тебя везде любят. Они будут сражаться, если ты попросишь их об этом, — клянусь, что за несколько дней я созову многомиллиардную армию, которая пойдет воевать за тебя. Они зальют миры кровью и огнем. В тысяче миров будут взорваны «терроры». Если хочешь этого — скажи.
Ему не нужно было говорить ей, что потери в такой войне будут неисчислимы. Дрононы начнут уничтожать те миры, которые ранее завоевали. В памяти Вериасса были еще свежи атомные грибы, виденные им сегодня, и картины сожженного дотла Брегнела сидели в уме черной занозой — но эта война будет намного страшнее всего, что было раньше. Смерть постигнет многих и многих — скоро вырастут горы трупов, которые невозможно будет счесть.
Эверинн знала все это сама. И не могла предать стольких нуждавшихся в ней. Она долго плакала и наконец сказала:
— Обними меня, отец. Пожалуйста!
Он обнял ее сзади за плечи и прижал к себе. Она крепко ухватилась за его руку. Он держал ее так почти час, пока она не перестала дрожать, потом шепнул:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104