Орик никогда не видел ее такой счастливой — она преобразилась, как по волшебству. — И я знаю, как они устроены.
Орик перекрестился, чтобы отвести несчастье, и пробурчал себе под нос:
— И зачем только меня сюда понесло. Я всегда говорил, что добра из этого не будет. Всякому свое место, Орик. Медведю нужен лес, как птице воздух.
Магникар свернул с дороги в одну из аллей. Теперь путешественники могли оценить истинные размеры яйцеобразных звездолетов. Под кораблями открывалось множество туннелей и коридоров, разветвленных, как жилки на листе.
Вериасс направил машину под свод одного из огромных туннелей. Дрононов-завоевателей здесь было больше, чем в Тукансее. У входа в туннель их стояла целая дюжина, все с огнеметами огромного размера. Вериасс предъявил документы, и машину пропустили.
Магникар ехал по широкому подземному бульвару — свод туннеля здесь был никак не ниже трехсот футов. По обеим сторонам тянулись магазины с яркими витринами, и повсюду пахло незнакомой Орику едой. Более узкие боковые коридоры вели в жилые кварталы и в зеленые аллеи без сводов. Вериасс ехал медленно, поскольку в туннеле, было много других машин и пешеходов. У Орика язык чесался попросить Вериасса остановиться — медведю очень хотелось попробовать что-нибудь из того, что предлагали торговцы, но прошел час, а Вериасс все ехал и ехал, постепенно спускаясь все ниже под землю.
Стало темнее. Посмотрев в огромные окна на потолке, Орик увидел, что они едут под океаном. Над ними в зеленой воде проплывали косяки рыбы.
Наконец, уже далеко от въезда в город, Вериасс остановился перед каким-то странным зданием, назначения которого Орик не мог разгадать. На доме не было ни вывесок, ни иных знаков. У входа стояли на столбах световые шары, но их приглушенный свет лишь усиливал мрачность этого места. Вдобавок Орик заметил, что на сотни ярдов вокруг здания нет ни одной лавки. Здесь царила тишина. Немногочисленные люди порой входили в здание или выходили из него, опустив головы, словно желали скрыть свои лица. Барельеф на фасаде изображал женщину с простертыми руками, позади которой мерцала россыпь золотых звезд. Изображение было выполнено с изумительным мастерством, но Орик дивился не только работе скульптора.
— Да ведь это же Эверинн, — сказал он.
— Шш, — отозвался Вериасс. — Это не Эверинн. Это портрет Семарриты, ее матери, которая была нашей великой правительницей. Здесь ее мавзолей.
Теперь Орик понял, почему у этого места такой тихий, сумрачный вид.
— Почему огни так тускло горят? — спросила Эверинн. — Как будто храм закрыт. — В самом деле, у входа торчали два великана-завоевателя.
— Дрононы охотно закрыли бы его, если бы осмелились, — сказал Вериасс. — Им хотелось бы, чтобы память о Семаррите умерла вместе с ней. Но слишком многие еще помнят ее. Слишком многие ее почитают, и это смущает дрононов. Им уважение к побежденному совершенно чуждо.
Орик ничего не сказал, но усомнился в том, чтобы люди так почитали обыкновенную женщину. Семаррита была в конце концов всего лишь простая смертная, а Вериасс говорит о ней с благоговением, которое сам Орик питал лишь к Богу и его угодникам.
Они вышли из машины. Эверинн и Вериасс не стали пробираться ко входу робко, как прочие посетители. Выпрямившись, они гордо взошли по широким ступеням к резным дверям храма. Зеленые великаны стояли молча, но при виде Галлена один из часовых остановил его, тронув за плечо.
— Было время, — сказал великан, — когда я служил человеку, носившему эти цвета.
Галлен взглянул на него из-под черного капюшона, и гнев, вызванный задержкой, исказил лавандовую маску, словно великан был каким-то докучливым комаром.
— Теперь многое изменилось, — сказал Галлен. — Надеюсь, ты служил ему так же хорошо, как служишь своему новому хозяину.
Великан убрал руку, и Галлен вместе с другими вошел в собор — так определил это помещение Орик. Внутри было тихо, толстый красный ковер устилал пол, и ни слово, сказанное вполголоса, ни кашель не отдавались эхом от потолка. Путники шли по проходу между рядами скамей, где молча сидело несколько молящихся. Почти все они были вельможи в светящихся масках и темных одеждах, и это удивило Орика. Как видно, вход простонародью закрыт — а может быть, простые люди боятся ходить сюда.
Впереди стояла большая каменная кафедра, на которой была вырезана фигура, напоминающая распятого Христа. Над кафедрой парило в воздухе призрачное изображение Семарриты — она обращалась к собравшимся с тихой речью. Чистый голос, будто в самом деле слетавший с губ, говорил:
— Первый долг того, кто правит вами, — это быть Слугой Всех Людей. Мы, таррины, верим в то, что служить людям следует и мыслью, и делом, подавляя в себе все эгоистичные желания. Правитель, который не делает этого, не заслуживает ни своего поста, ни уважения…
Орик слушал восхищенный — таких речей он не слыхал ни от надутых мэров, ни от предводителей кланов в своем графстве Морган. Слова леди Семарриты напомнили Орику слова, сказанные Христом его ученикам, когда они заспорили о том, кто из них будет больше в царствии небесном: «Больший из вас, да будет вам слуга». У медведя шерсть встала дыбом на загривке: ведь это и есть церковь сидхов, а Семаррита — их богиня.
Подойдя ближе, Орик увидел, что вовсе не Христос вырезан на кафедре, а впаян в камень почернелый скелет. Это были останки матери Эверинн. Плоть сползла с костей мученицы, превратившись в черную маслянистую массу, но скелет остался цел: руки со скрюченными пальцами вскинуты вверх, словно в попытке отвести удар, ноги стоят под косым углом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104