Компания явно стремилась понизить способность Абрайры сочувствовать другим; но сочувствие необходимо для выживания вида. Мать должна заботиться о детях, если хочет, чтобы они дожили до зрелого возраста. И инженеры «Роблз», очевидно, знали, что совсем устранять эту особенность нельзя. Мне не понравилось то, что они стремились ее уменьшить.
Я запросил у компьютера сведения о модификаторах поведения и обнаружил несколько. Семь из них были обозначены номерами патентов. Я понятия не имел, каков их эффект, это уже выходило за рамки моей специальности. Но я заметил один патент на семейство генов, разработанный не в «Роблз»; он был создан Бернардо Мендесом, и так как я знал о его работах в области инженерии биологического территориализма, я по ранней дате патента смог предположить природу модификации — биогенетический территориализм химер усиливался так, чтобы они были более склонны к соперничеству. Это объясняло, почему Перфекто провел линии на волу, дабы никто не покушался на его территорию. Я вспомнил слова Абрайры, что химеры для аргентинцев не опасны, пока те остаются в пределах своей страны. Это имело смысл: если химеры считают, что нарушается их территория, они сходят с ума от ярости — и из-за своей социопатии, не задумываясь, уничтожают нарушителей. В прошлом я не обращал внимания на линии Перфекто. Теперь я решил избегать его территории, чтобы он не вздумал ненароком переломать мне ноги. Мне пришло в голову, что химеры являются своего рода антитезой социалистам: вместо того чтобы уничтожать территориализм человека, Торрес решил усилить его. Может быть, Торрес создал химер специально, чтобы противостоять бактериологической войне, которую, по слухам, собирались начать борцы с капитализмом? Однако это казалось маловероятным. Торрес начал свою работу за десять лет до того, как социалисты приступили к преобразованию своих народов. По крайней мере я задолго до этого слышал о работах по созданию химер. Я подумал: кого же собирались создать в «Роблз»? Совершенного человека или совершенного солдата? Закончив с модификациями поведения, я снова обратился к физическим усовершенствованиям. Список их казался бесконечным. Несколько человек за это время заглядывали в лазарет за лекарствами, и мне приходилось отрываться и обслуживать их. Стоило побеспокоиться. Рано или поздно кто-нибудь спросит, что мы тут делаем. Примерно через два часа я попросил компьютер напечатать все материалы об Абрайре, потом обратился к компадрес:
— Я хотел бы изучить эти генные карты дома. Но эту часть пари мы, пожалуй проиграли. Химеры генетически, несомненно, превосходят самураев. Наши химеры должны быть сильнее, быстрее и умнее их.
Завала улыбнулся.
— Значит, я побил вас в двух пунктах: самураи обучены не лучше и генетически нас не превосходят.
— Насчет генетики, может, оно и так, а вот относительно обучения я не уверен, — возразил Гарсиа. — Надо будет завтра утром сходить в библиотеку и разузнать о первых годах их тренировки. Если их курсы самозащиты включают тренировки в симуляторе, наподобие наших теперешних, тогда я получу твои деньги. — Гарсиа потянулся и зевнул: было уже поздно.
Все согласились, что Гарсиа прав, и пошли к выходу из лазарета. Мигель задержался рядом со мной, как это часто делал Перфекто. Он явно хотел находиться подле меня.
Я похлопал его по спине.
— Иди вместе с Гарсиа, мой друг, — сказал я. — Служи ему хорошо. — Это был приказ. Негромко отданный, но приказ.
Мигель посмотрел на меня печальными голубыми глазами и вышел, не сказав ни слова. Я видел, что он чувствует себя отвергнутым.
Мавро, Перфекто и Абрайра остались. Я заметил, что Перфекто смотрит на меня. Очевидно, он знал, что Мигель привязался ко мне. И расстроился из-за того, что я отослал Мигеля.
Когда все вышли, Абрайра вместе со мной склонилась над печатающим устройством, ее шоколадные волосы коснулись моей щеки.
— У меня вопрос, дон Анжело. Человек ли я? Я задумался. Как будто бы казалось очевидным, что она не человек. Настолько преобразованное существо не может оставаться человеком. В данном случае внешность служит чем-то вроде плаща, под которым скрываются глубочайшие изменения. Глядя в серебряную паутину ее глаз, я напомнил себе, что не должен считать ее человеком, не должен делать ошибки, относясь к ней как к товарищу. Это живое существо отличается от меня настолько, насколько крыса отличается от собаки. Но если ее вопрос означает: «Могу ли я совокупляться с человеком и производить жизнеспособное потомство?» — а ведь именно это главный критерий того, принадлежит ли она к нашему виду, — вот тут я совершенно не был уверен в ответе. Большинство изменений, созданных компанией «Роблз», были незначительны и имели исторические прецеденты, то есть они найдены у отдельных индивидуумов; следовательно, это черты бесспорно человеческие. Правда, относительно конструкции молекул ее глаз я сомневался. И попросил компьютер проверить, какими, например, будут дети, родившиеся от брака Абрайры и Гарсиа.
К моему удивлению, результат оказался позитивным: ее потомки унаследуют поразительный процент — 98%! — заложенных в ее организме усовершенствований.
— Да, — сообщил я. — Ты человек.
— О, — заметила она, — а я думала — нет. Я думала — нет. — Это прозвучало довольно грустно, и я решил: она разочарована тем, что осталась человеком, а не сделалась кем-то гораздо выше.
— Ну, не расстраивайся, — сказал Мавро. — Люди тоже бывают всякие, вспомним хотя бы об Иисусе Христе и Симоне Боливаре…
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171