Но сейчас это не касалось Кидда, который стоял на вахте, наблюдая сверху за всем происходящим внизу.
Прозвучал отбой, люди начали расходиться. Матросы разбирали и подвешивали парусиновые койки, которые убирались на день в «сетки», висевшие вдоль фальшборта. За какой-то час палуба претерпела ряд быстрых изменений, превратившись сначала из столовой в готовый к бою корабль, а затем в общую спальню.
Ночь стояла ясная, с траверза дул ровный ветер. Кидд спустился вниз в небольшую каюту, в которой стоял маленький стол с картой. Теперь настала его очередь прокладывать основной курс. Вахтенные у мачт обычно ориентировались на тот курс, который устанавливался исходя из показаний компаса. Больше их ничто не интересовало, но они не жаловались на свой жребий, так как были довольны той скромной мерой ответственности, лежавшей на их плечах.
Кидд опустил фонарь ниже, стараясь под его тусклым светом лучше разглядеть отмеченный карандашом курс корабля. Чтобы уклониться от сильных встречных западных ветров, судно двигалось на юг, воспользовавшись Канарским течением. Южнее в это время года дуют северо-восточные ветры, с помощью которых можно наверстать упущенное и пересечь океан.
Томас вновь вышел на палубу. Бесчисленное количество раз он стоял ночью на вахте, звуки ночного моря успокаивали его: легкое потрескивание и гудение натянутых мачтовых канатов, раздававшееся иногда хлопанье наполненных ветром парусов, неумолкающий скрип, похожий на стон, шпангоутов, призрачный легкий шепот ветра среди верхушек мачт. Однако теперь их звучание казалось иным. В любой момент могла стрястись беда: что если усилится течь воды сквозь обшивку внутрь трюма, или внезапно переломится и упадет, ломая снасти, брам-стеньга, или врежется в их борт сбившийся с курса торговец…
– Лоус, проверь дозорных!
Его голос прозвучал более сурово, чем он ожидал.
В ответ на оклик вахтенного помощника послышались ответные крики со всех сторон:
– Есть, есть.
Кидд двинулся по проходу с наветренной стороны, постукивая кулаком по натянутым канатам. Если при ударе они упруго звенели, значит, были натянуты как следует, но если звук был иным, это, конечно, влекло за собой работу для вахтенных. Он возвращался с подветренной стороны, поглядывая вверх на белевшие в темноте паруса. Они оказались натянуты, как положено, поскольку не было необходимости развивать излишнюю скорость, парусность фрегата соответствовала скорости судов конвоя. Томас вовсе не хотел прослыть «кливер и стаксель погонялой», заставляя травить и подбирать паруса, переставлять реи, раздражая ночных вахтенных.
Он снова вернулся на шканцы. Мерное покачивание палубы под ногами успокаивало. Присутствие рулевого и квартирмейстера придавало больше уверенности, и его внутреннее напряжение постепенно ослабевало.
Из кормового люка показался оружейный старшина вместе с мичманом и капралом.
– Все в порядке, сэр. Все фонари внизу исправны.
– Очень хорошо. Несите вахту, – сказал Кидд, невольно повторяя те же слова, которые он слышал бесчисленное множество раз от вахтенного офицера.
Оружейный старшина отдал честь и покинул шканцы.
Тишина и покой ночной вахты вызывали умиротворение, душа словно освобождалась от своей бренной плоти. Это вызывало приятное ощущение чего-то вечного, настраивая на мечтательный лад. Кидд взял себя в руки. Вахтенному офицеру нельзя предаваться пустым мечтаниям, ведь на нем лежал немалый груз ответственности, он повернулся и принялся мерно ходить к грот-мачте и обратно, поглядывая по сторонам.
Наступила глубокая ночь. Корабль легко скользил по волнам. До его слуха доносились однообразные звуки – это разговаривали о чем-то на баке вахтенные. Слышался чей-то голос, за которым вдруг последовал взрыв смеха, но для него уже миновало время панибратской болтовни, пусть даже и в обезличивающей темноте.
Томас повернулся на каблуках и медленно пошел назад к нактоузу, замечая, как поблескивают в тусклом свете глаза стоящего неподалеку квартирмейстера, словно отмечавшего вместе с рулевым все промахи подуставшего вахтенного офицера. Подойдя к нактоузу, Кидд заглянул на освещенный желтым светом лампы компас. Курс был верным. Снасти вдоль всей палубы были туго натянуты. Что могло быть не так?
Его воображение тут же нарисовало множество возможных неприятностей. Он поспешно отогнал их прочь и, сохраняя невозмутимость, принялся ходить вдоль одной из сторон палубы. Возле штурвала начали о чем-то разговаривать. Но едва он приблизился к ним, как голоса стихли. Неужели они обсуждали его? Многолетний личный опыт, когда он сам стоял у штурвала, подсказывал ему, что так оно и было.
Слегка смущенный Кидд с таким видом, как будто ему необходимо посмотреть на суда в кильватере, подошел к борту и вдруг насторожился, до его ушей донеслись звуки, которым явно было не место на шканцах. Он повернулся. Смутно различимая в сумерках группа людей, покачиваясь, шла от грот-люка. Даже в полутьме он увидел, как двое поддерживали третьего, повисшего между ними. Еще один следовал позади.
Он узнал голос боцмана, уговаривающие голоса других определить было труднее, слышался даже чейто тихий стон. Кидд быстро подошел к нактоузу.
– В чем дело, мистер Пирс? – резко спросил он боцмана.
Выпущенный из рук стонущий человек осел, как мешок, и распростерся на палубе.
– Вызовите капрала, пусть он захватит фонарь, – приказал Кидд, – и попросите врача…
– Сэр, – с трудом выговорил Пирс. – Матрос Лэмб, сэр, напился внизу в кубрике.
– Что такое, безмозглый болван? Налакался и думал, что сойдет тебе с рук?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113