Поэтому я и сказал:
— Эй! Ты что, хочешь ранить кого-нибудь?
— Открывай кассу, — велел первый, по-прежнему держа меня на мушке. Вся штука в том, что это должно выглядеть как ограбление, понимаешь?
Уразумел, о чем я, племянничек?
— Не уразумел, — проговорил второй. — Ничего он не уразумел.
— Совершенно верно, — сказал я, как бы давая им возможность объяснить мне, что к чему. — Ничего я не уразумел.
— Эта метка означает, что тебе крышка, — заявил первый. — Твоя песенка спета. Иди открывай кассу.
— Шевелись, шевелись! — поторопил меня второй. — Племяннички должны быть послушными мальчиками.
Я так ничего и не понял. Но, с другой стороны, возможно, правильнее было бы поиграть с ними. Рано или поздно им надоест кочевряжиться, и они объяснят мне, в чем тут дело. Поэтому я пошел к кассе, ударил по клавише с надписью «в работе», и кассовый ящик открылся.
— Пожалуйста, — сказал я. — Все нараспашку.
— Вытаскивай деньги, — велел первый. Он все еще держал в руке этот свой пистолет. — И клади их вот сюда, на стойку Бумажек было не ахти как много. Гриль-бар «Я не прочь» приносит доход, которого после оплаты всех издержек, припасов и вычета шести процентного налога на прибыль едва хватает на мое жалованье. Но это не имеет значения: никто и не хочет, чтобы бар «Я не прочь» приносил какой-то там доход. Не спрашивайте меня почему. Я трижды или четырежды осведомлялся об этом у своего дяди Эла. В первый и второй раз он пытался что-то мне объяснить гнал какую-то бодягу про налоги. Мол, в книгах бара регистрируются деньги, которые организация зарабатывает где-то еще. Такая, в общем, бухгалтерия. Но всякий раз, когда дядя Эл пытается втолковать мне это, дело кончается тем, что он колотит себя ладонью по лбу, а у меня пропадает охота расспрашивать его.
Так или иначе, в кассе была лишь жалкая горстка бумажек, в большинстве своем однодолларовых, и я положил их на стойку. Второй парень подошел, сгреб деньги и запихнул в карман пальто.
— Эй, погодите-ка! — воскликнул я. — Это уже не смешно.
— Совершенно верно, — проговорил номер первый. Вид у него был подлющий, а пистолет все так же смотрел на меня.
Только теперь мне впервые подумалось, что дело серьезное. И я сказал:
— Не собираетесь же вы меня убивать!
— Ты все прекрасно понял, — ответил номер второй.
— И тут пришел ему конец, — изрек первый...
И тут пришел местный патрульный Циккатта. Он шагнул в бар со словами:
— Привет, Чарли, что-то ты припозднился сегодня.
Ну и что мне было делать? Сказать: «Патрульный Циккатта, эти двое пришли ограбить и убить меня. Вон у того в кармане пальто моя вечерняя выручка, а другой сунул за пазуху страшный пистолет, когда вы переступили порог?» Это я должен был сказать? Вы так думаете? Я должен был заложить полиции дружков своего дядюшки Зла? Вы так думаете? Если да, то лишь потому, что совершенно незнакомы с положением дел.
Да, мой дядя Эл попросту, убил бы меня, если в я настучал на двух его приятелей. Я не шучу. Бах! — и готово.
Сейчас, пока патрульный Циккатта здесь, все в порядке, но что будет завтра? Или на следующей неделе? Как мне жить? Где мне жить? Куда сунуться?
И, что гораздо важнее, куда меня засунет дядя Эл?
Эти двое пришли из пушки палить, а не шутки шутить. Наконец это уложилось у меня в голове. Однако давайте присядем на минутку и подумаем. У организации нет причин желать моей погибели, значит, должно быть, где-то кто-то другой дал маху, правильно? Ну а когда кто-то дает маху, не стоит выплескивать младенца вместе с водой, а стоит разобраться и подумать, можно ли исправить эту ошибку. Правильно?
Стало быть, мне следовало сделать одно: как-нибудь умудриться остаться в живых и дожить до той минуты, когда я смогу добраться до телефона и позвонить дяде Элу, что, разумеется, придется ему весьма по душе в полтретьего утра, и все такое прочее. Но сейчас у меня, можно сказать, есть уважительная причина, в конце-то концов! Я расскажу дяде Элу, что стряслось, и он, быть может, исправит ошибку.
Поэтому я сказал патрульному Циккатте:
— Как раз закрываюсь. Буквально сию минуту.
И больше ничего ему не сказал. Но посмотрел на двух подлых поганцев и заявил:
— Извините, господа, но вам пора уходить.
Бандиты оглядели меня, потом патрульного, и я прекрасно понимал, о чем они думают. Им надлежало убить меня, но сейчас они не могли сделать это, не убив заодно и патрульного Циккатту. А убийство полицейского в форме, находящегося при исполнении служебных обязанностей, — дело крайне опасное, и, вероятно, не стоит заходить так далеко ради устранения какого-то там племянничка. А значит, они, наверное, отложат исполнение своего замысла.
Возможно, сейчас выйдут на улицу и подождут, пока патрульный Циккатта не уберется восвояси, а уж потом вернутся и пришьют племянничка, прямо в его неприкосновенном жилище.
Я видел, как эти мысли вертятся в их головах и передаются посредством взглядов от первого ко второму и обратно.
— Ладно, бармен, еще увидимся, — сказал первый.
— Ага, — проговорил второй, — еще увидимся, бармен.
Они вышли вон, а патрульный Циккатта приблизился к стойке, облокотился на нее и сказал:
— Ну и ветер на улице.
Было только одиннадцатое сентября, и у нас тут не то чтобы уж совсем Северный полюс, пусть даже на улице и свежо. Но я знал, что имеет в виду патрульный Циккатта и что мне надлежит делать. Поэтому я сказал:
— Давайте-ка помогу отогреть ваши внутренности.
— Э... спасибо, Чарли, — ответил он. Циккатта всегда напускал на себя удивленный вид, и этот спектакль повторялся у нас с ним чуть ли не еженощно.
Я достал из-под стойки стакан емкостью в четыре унции, налил в него примерно три унции «бурбона» и поставил перед полицейским.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53