Рассказы – 0

Дональд Уэстлейк
Дьявольщина
— Думается, мне надо стать Сатаной. Будет весело, — объявил я.
— Обхохочешься, — заметила Дорис саркастически. — И как это тебе взбрело в голову?
— Ну так, — продолжил я извиняющимся тоном, — подойдет же. Блудный сын возвращается и...
— Ворует мамины побрякушки, — докончила Дорис.
— Именно так. Костюм Люцифера — это то, что надо. Лучшего наряда для меня не придумаешь.
— Остроумие, — вставила Дорис, — вот за что ты мне всегда нравился. Почему бы тебе не стать просто Блудным Сыном? Я задумался, потом покачал головой.
— Нет, — сказал я. — Костюм не должен все разъяснять. А в ярко-красном наряде демона, с длинным хвостом и с вилами...
— Блеск, — согласилась Дорис, — передай-ка пикулей. Я передал пикули. Потом откусил сандвич, прожевал, проглотил и обратился к ней:
— Ну а ты вот, такая умная, ты-то кем собираешься быть?
— Еще не решила. Но это будет что-то оригинальное, милый, обещаю тебе. Что-то красивое и необычное.
— Осеннее Утро, — предположил я.
— Я так и думала — ты предложишь что-нибудь подобное.
Почему не Леди Годива?
Чего-то подобного я и ожидал. Но я не стал спорить, а вместо этого занялся сандвичем. Перед тем как мы кончили есть, Дорис взяла меня за руку и сказала:
— Не беспокойся, Уилли. Ты же знаешь, я не имела в виду ничего плохого...
Я, разумеется, знал и потому ответил:
— В некоторых отношениях ты поумнее меня. Но ты ведь все равно меня любишь.
— Ну конечно люблю, — отвечала она с чувством, поглаживая меня по руке, — и ты любишь меня.
— Разумеется.
Да, разумеется. Из-за любви к Дорис от меня отреклись мои родные, лишили меня наследства и выкинули из самого огромного дома в городе. Ради нее я пожертвовал многомиллионным состоянием. После этого ей не приходилось сомневаться в чувствах мужа.
Последние пять лет, с тех самых пор, как я убрался из поместья Пидмонтов, отказавшись от всяких притязаний на их кажущееся счастье, были нелегкими. Само собой разумеется, Уильям Пидмонт III (в моем лице) не мог заниматься физическим трудом ради пропитания, а гуманитарное образование, полученное в привилегированном колледже, никоим образом не подготовило меня к какой-либо “беловоротничковой” <Белый воротничок — представитель выпускников учебных заведений, принадлежащих к привилегированным классам общества (англ.).> деятельности. Оказавшись людьми без профессии, мы с Дорис вынуждены были рассчитывать лишь на свои быстрые ноги и острый ум, дабы иметь доход сообразно нашим потребностям.
Но спустя год, в течение которого мы в сущности только учились, жизнь стала постепенно налаживаться. Немножко украсть тут, своровать там, скромненько распродать еще где-нибудь — набиралась вполне приличная сумма. А в сельской местности, особенно на юге, старое доброе мошенничество все еще могло приносить небольшой, но стабильный доход.
Однако дела шли не столь хорошо, чтобы я мог позволить себе простить свое дражайшее семейство. Вот уж нет. Помимо того, что мои любезнейшие родственнички обрекли меня на жизнь впроголодь, они еще и отвергли девушку Дорис, которую я любил только потому, что она происходила из бедной семьи, членов которой, случалось, таскали в полицию. Поэтому обида постоянно терзала меня на протяжении всех пяти лет. Я жаждал встретиться вновь со своей семьей и свести с ними счеты.
Но о таком не стоило и думать. Я не мог проникнуть в их общество ни под каким предлогом — а не проникнув, как я мог осуществить свою месть? Нет, это было невозможно.
Вернее, это было невозможно до определенного момента. До того счастливого дня, когда мои ловкие пальцы вытянули у бывшего владельца бумажник с приглашением на два лица в усадьбу Пидмонт. На весенний бал-маскарад. С раздачей призов.
Так-то вот. С раздачей призов.
Это случилось пару недель назад. Мы приехали в город всего за день до того, как мне досталось приглашение, — раза два в год я возвращался в родные места, вынашивая планы отмщения, — и коротали время в мелком воровстве. Мы были здесь в достаточной безопасности, покуда избегали появляться там, где меня мог встретить кто-то из родни, и проявляли должную осмотрительность, чтобы не попасть в полицейскую облаву. Поэтому мы остались в городе и ждали своего часа.
Сегодня же во время завтрака, за три дня до большого бала-маскарада, меня осенило, какой костюм мне надеть. Дорис это, конечно, позабавило: среди всего прочего меня привлекала в ней ее беспрестанная борьба с банальностями, шаблоном, стереотипом. Я ведь происходил из семьи, где банальность возводили в ранг философской концепции, и не мог сразу поменять свой образ мыслей, однако разделял взгляды Дорис и с истинным удовольствием наблюдал, как она подмечает любые взятые мной на вооружение штампы.
С другой стороны, я все же унаследовал склонность к ясным символам и не собирался от нее отказываться. Костюм Люцифера, к примеру: я его придумал, Дорис кольнула меня за пошлость, и я порадовался ее насмешкам, не забывая о том, что доставлю себе и другое удовольствие, облачась в избранный наряд.
В общем, я бы сказал, что я человек дружелюбный. Да, дружелюбный. В общении с миром — за единственным исключением своей собственной семьи, по отношению к которой я непримирим, — это моя обычная и характерная черта.
Итак, уверив еще раз друг друга в своих добрых чувствах, мы пошли за костюмами в магазинчик, который я приглядел ранее. Потратив часть денег из бумажника незнакомца, я заказал потрясающий наряд Сатаны с хвостом, вилами и всем прочим, после чего предложил Дорис тоже подобрать себе что-нибудь, чтобы внести аванс сразу за два костюма.
1 2 3