Федор закончил писать, отбросил перо и с хрустом потянулся, распрямляя уставшую спину. Откинулся назад, уставился на ровное пламя свечей. Он и сам дорого бы дал, чтобы узнать то, о чем спрашивает Бухвостов. И еще неизвестно, какой ценой придется платить за сведения из Польши и Турции. Хорошо, если золотом, а если жизнями?
Конечно, Никита Авдеевич в Москве тоже не на печи лежит — иначе, откуда бы он столько знал? — но и его люди не все могут. Наверняка он уже подергал за тайные нити, которые протянуты из его больших рук в далекие страны, и получил ответы на многие вопросы. Но Бухвостов хитер и недоверчив, он никогда и ничего не принимает на веру, а по несколько раз перепроверяет, до тех пор, пока не убедится, что добрался до истины. Впрочем, в их деле иначе нельзя. Вот и теперь, судя по тому, что дьяк пишет в грамотке, он хочет перепроверить полученные сведения и заплести тонкое кружево ответной интриги, противопоставить хитрости врага свою хитрость, найти союзников для сохранения мира. И помочь ему в этом должен есаул Федор Паршин.
Есаул встал, прошелся по комнате. Неслышно ступая по расстеленным на полу коврам, он мысленно вновь и вновь преодолевал пути в Константинополь и Варшаву, пытаясь отыскать скрытые изъяны своего замысла. Хорошо бы сейчас, не торопясь, разобрать все, как говорится, по косточкам, но время неумолимо поджимает, а ночь коротка. Условный стук заставил его обернуться. Федор подошел к двери и шепотом спросил:
— Кто?
— Это я, отвори, — глухо донеслось с той стороны.
Узнав голос Фрола Окулова, Паршин отодвинул тяжелый засов и впустил среднего роста, поджарого казака с длинными черными усами на узком загорелом лице. Запер за гостем дверь, провел его к столу и знаком предложил сесть на лавку. Острым кинжалом Федор разрезал испещренную письменами полосу пергамента на две половины и протянул одну Фролу:
— Ты ляшский язык не забыл?
— Как можно? — Фрол бережно принял тайное послание.
— Спрячь получше. Путь тебе выпал долгий, казаче: поскачешь в Речь Посполитую. В доме по правую руку от церкви Николы ждут тебя два запорожца. Старшего зовут Игнат Чайка, а большего тебе о них знать не надо.
— Понял, — кивнул Фрол.
— Они проводят тебя до Киева и передадут с рук на руки надежным людям. Ляшская одежда и прочие пожитки для тебя в тороках у запорожцев. С ними выедешь из Азова, и гоните коней на запад. Зря не рискуй, береги грамотку. Отдашь ее в руки только самому Любомиру. В лицо ты его знаешь, а где встретитесь? — Паршин наклонился и зашептал Окулову в ухо, настороженно кося глазом на дверь в смежную комнату, завешанную тонким ковром. — Все. — Отстранив Фрола, есаул выпрямился. — Отправляйся. Да гляди, пронюхают паны, вам на кольях сидеть!
— А вот им, вражьим детям! — Казак выставил кукиш.
— Ладно, — устало усмехнулся Федор. — Гонор спрячь до поры и на рожон не лезь. Смерть одного только рака красит.
Он обнял на прощание Фрола, выпустил его из дома и постоял на крыльце, пока тот не скрылся в темноте. Вернувшись в комнату, Федор оставил дверь незапертой, взял свечу, приподнял закрывавшую окно ткань и несколько раз мигнул огнем. Потом завесил окно, поставил свечу на стол и принялся ждать. Вскоре дверь тихонько приоткрылась, и вошел кряжистый, до глаз заросший бородой, пожилой казак.
— Дождь будет, — низким голосом прогудел он.
— Давно пора, — откликнулся есаул. — Все готово?
— А то! — Новый гость уселся на лавку и положил на колени кривую турецкую саблю. — Твоего слова ждем.
— Дам тебе десяток надежных людей и грамотку для Бажена. — Паршин подал ему вторую половину полоски пергамента. — Пойдете в Крым. Там эти люди должны свое совершить, а ты отправишься дальше, к туркам.
Федор подошел к двери в смежную комнату и громко стукнул в нее. Колыхнулась занавесь, и появился рослый молодой человек в темном кафтане, с пистолетами за поясом и саблей на боку.
— Вот, — подвел его к гостю есаул, — это Тимофей Головин — старший десятка. А это, — Паршин показал на гостя, — Куприян Волосатый. Но для всех он просто Сгиб . Пойдете с ним в Крым и исполните, что он велит. Если вдруг случится неладное, ты, Тимофей, должен любой ценой доставить Куприяна в Царьград. Все брось, жизни не щади, но он должен быть там. Знаете об этом только вы двое, а другим и намека не давать!
— Ладно стращать, — по-свойски прервал его Волосатый — Небось не впервой, справимся.
Он с интересом разглядывая Тимофея: хорош молодец, крепок в плечах и лицом красив, да только уж больно русское оно у него. Сойдет ли за басурмана?
— По-татарски разумеешь? — пробасил Волосатый.
— Говорю на татарском и на турецком, — ответил Тимофей, — могу читать и писать, знаю Коран и обычай мусульманский.
— Угу, — гмыкнул в бороду Куприян. — Стало быть, птица ты не простая. Что же, спасибо, есаул, за подарочек. Остальные где?
— За городом, в степи ждут, — объяснил Паршин. — Нечего здесь глаза мозолить.
— И то, — согласился Волосатый. — И они по-татарски могут?
— Могут, — улыбнулся Головин.
Ему сразу понравился этот похожий на каменную глыбу человек, говоривший густым, чуть осипшим на ветрах голосом. От него пахло степью, соленым морем, пылью дальних, опасных дорог и терпким конским потом. Большие руки казака уверенно и спокойно лежали на ножнах сабли, наверняка смахнувшей не одну вражью голову. Хитро прищуренные небольшие глаза Волосатого смотрели испытующе, но доброжелательно.
— В море бывал?
— Не приходилось, — честно ответил Тимофей.
— Кто в море не бывал, тот горя не видал. — Куприян поднялся. — Пошли, хватит лясы точить. Дорогой все обговорим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36