допуск в крепость, большую часть которой составляло подземелье, где принимались важнейшие в Европе решения.
Он был рад, что не живет постоянно в этом бетонном бункере, где сам воздух был искусственным, где чахлые растения создавали видимость растительности, где любое перемещение означало унизительные обыски на трех, как минимум, контрольно-пропускных пунктах. Он перестал считать, сколько раз ему с маниакальной извращенностью прощупывали пах. Церберы – большей частью нижние чины – не отказывали себе в удовольствии поглумиться над старшими офицерами, осматривая их с нарочитым тщанием и подолгу, без всякой необходимости, выдерживая в крайне неудобной позе: наклониться вперед, положить руки на стену, расставить ноги, расслабить член.
Сначала он оправдывал это, считая, что от подобных драконовских мер зависит спасение Европы. Теперь его все чаще охватывало раздражение. Ему казалось, что в этом замкнутом пространстве укоренилось зло, разбухавшее при искусственном освещении, проникавшее в души обитателей бункера, полностью оторванных от реальности. Словно сама кровь портилась в этом застойном воздухе, в этой затхлой отравленной атмосфере.
Его главной обязанностью было поддерживать связь между Восточным фронтом и генеральным штабом в Пиатре. Он входил в состав армейских инспекторов – довольно высокое звание, равное прежнему подполковнику. По должности ему предписывалось изучать еженедельные рапорты полевых офицеров, проверять состояние траншей и прочих защитных сооружений, посещать казармы и оценивать условия жизни пехотинцев и артиллеристов, делать соответствующие выводы и представлять их своему начальнику, престолу Жану де ла Валетте. Поскольку вышестоящие инстанции никак не реагировали на его докладные записки, он все чаще начинал думать, что эта работа никого не интересует или – что было одно и то же – никому не нужна. Он уже давно предупреждал – не пророчествуя, а опираясь на серьезные статистические данные, – что полевые офицеры, все более молодые и все более экзальтированные, будут совершать самоубийственные поступки, чтобы спастись от бездействия, вполне сносного с бокалом шампанского в руке и с ногами в тепле, но совершенно невыносимого в грязи траншей и ледяных туманов Молдавии, и что их солдаты, доведенные до крайности отчаянием, страхом и скукой, охотно последуют за ними в эти героические и абсурдные вылазки. От него отделывались отговорками, упирая главным образом на то, что хорошо обученные кадровые офицеры в большинстве своем погибли на Восточном фронте.
Приближенные архангела Михаила упорно отстаивали эту позиционную войну, столь же бессмысленную, сколь убийственную для солдат. Не далее как вчера капитан второго пехотного полка слетел с катушек и повел две тысячи своих людей на орду в шесть или семь тысяч усамов. Две тысячи трупов на пространстве от межи Сен-Шарль до траншеи Сент-Андре – даже больше, если считать и тела врагов. Большей частью добитые ножом, изувеченные, оскальпированные, кастрированные, расчлененные. Лейтенант, возглавивший контрнаступление и отбросивший волну исламистов с этой залитой кровью земли, привел его сюда, чтобы он собственными глазами увидел ужасное зрелище и доложил обо всем – это ведь ваша работа? – «тыловым крысам» в Пиатре.
Сегодня он в очередной раз попытается это сделать. Предъявив свою пластиковую карточку охранникам у входа на первый уровень подземелья, он сообщил им, что должен участвовать в собрании инспекторов под председательством престола Жана де ла Валетта. Один из часовых, который нервно поглаживал приклад своей штурмовой винтовки, ответил вежливо, но твердо, что ему придется посидеть в зале ожидания, пока данные о нем не пройдут надлежащую проверку. Он поклонился с ироничным почтением и вошел в небольшую комнату.
Все черное ему опостылело. Черные мундиры, черные мысли. На одной из жестких скамей в зале ожидания сидел рыжеволосый с проседью человек в штатском и, сдвинув очки на кончик носа, внимательно читал светло-серые листочки, распечатку из информационного бюро архангела Михаила. Он постарался разместиться как можно дальше от этого посетителя, который, подобно ему, застрял в лимбе бункера. У него не было никакой охоты обмениваться привычными банальностями.
Напрасный труд: другому явно хотелось завязать разговор.
– Вы инспектор, верно?
Правильный французский, легкий американский акцент. Посетитель выпрямился и поправил очки. Блестящие ореховые глаза.
– Как вы догадались?
– Моей заслуги тут нет. Я видел вас на четвертом уровне подземелья. Вы были вместе с престолом Жаном де ла Валеттой. У меня превосходная зрительная память.
– Вы американец?
– Вашей заслуги тоже нет. Мой акцент выдает меня за сто километров.
Американец пересел на скамью напротив. От него исходил сильный, почти одуряющий запах Мыла. Такой же щелочной аромат источали все американцы, проживающие в Пиатре или в бункере. Они панически боялись микробов и по несколько раз в день принимали душ, смазывали тело и волосяные покровы дезинфицирующими препаратами. Их было немало в подземелье, на улицах и в самых охраняемых гостиницах Пиатры. А ведь официально они прервали все дипломатические отношения с Европой подтем предлогом, что старый континент не согласился с их видением мира после молниеносных атак на Иран и Сирию, исходя из теории невмешательства, противоречащей как его собственной безопасности, так и интересам демократического мира. На деле они предали давнего союзника, направив против него гнев исламистов посредством тотальной информационной войны, которая привела к окончательному роспуску ООН, вторжению усамов на европейский юго-восток и сокрушительному контрнаступлению легионов архангела Михаила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127