Мягкая ткань, украшенная причудливой вышивкой, сверкала и переливалась в свете свечи.
– Откуда оно?
– Я шила его сама, по ночам, когда мне особенно хотелось, чтобы ты осталась со мной навсегда. Это помогало мне, напоминало, что Господь Бог послал мне тебя всего лишь на несколько лет. – Искренняя печаль и смиренная гордость были написаны на лице аббатисы. – И тогда я дала обет вручить тебя твоей судьбе одетой словно принцесса из сказки.
Чтобы не расплакаться, Кэтлин склонилась над платьем, притворяясь, что щупает мягкую ткань.
– Оно прекрасно! Я сохраню его навсегда!
Мать-настоятельница помогла Кэтлин снять ветхое одеяние послушницы, потом накинула ей на плечи драгоценную ткань. Дрожащими пальцами девушка разгладила рукава, богато украшенные вышивкой. Касаясь каждого стежка, сделанного руками доброй матушки, Кэтлин глотала слезы – ведь это платье было символом неиссякаемой любви старушки к своей воспитаннице.
– У меня есть для тебя кое-что еще, дитя мое. Я обнаружила это в твоих пеленках в ту же ночь, когда принесла тебя в аббатство. – Снова склонившись над сундуком, мать-настоятельница извлекла оттуда какой-то предмет, ярко сверкнувший в свете свечи. – Это браслет, – прошептала аббатиса. – Самый роскошный, какой я когда-либо видела.
Кэтлин опасливо коснулась холодного металла.
– Какой красивый! – благоговейно вздохнула она.
– Кто бы ни положил эту вещь в твои пеленки, он любил тебя всем сердцем. – Аббатиса надела браслет на тонкое запястье Кэтлин. – Конечно, милая, сейчас тебе кажется, что ты уезжаешь на край света, но это не так. И если тебе будет одиноко, взгляни на звезды и знай: я тоже смотрю на них и думаю о тебе.
Глаза Кэтлин жгло от невыплаканных слез. Страх перед миром, которого она не знала, ледяными пальцами стиснул ей горло.
– Я буду мужественной, – пообещала она. – Клянусь, какая бы судьба меня ни ждала, ты будешь гордиться мной!
– Я всегда буду счастлива считать тебя своей дочерью. – Аббатиса нежно погладила ее по щеке. – Мне будет очень не хватать тебя, радость моя.
Когда нельзя было больше откладывать неизбежное расставание, Кэтлин и аббатиса спустились в монастырский двор и обнаружили, что он заполнен монахинями.
– Не забывай молиться! – твердила одна из них.
– Бог да благословит тебя, дитя!
Кэтлин пробиралась сквозь толпу сестер, слезы рекой струились у нее по щекам. У ворот девушка не могла не обернуться и вдруг увидела такое, что заставило ее растеряться. Ветхие створки, накануне еле державшиеся в петлях, теперь были кем-то старательно укреплены. Кэтлин нахмурилась – неужели сестры, перепуганные насмерть вторжением Нилла, всю долгую ночь возились с воротами?
Однако, увидев в его темной шевелюре свежие древесные стружки, а на руке кровоточащую царапину, девушка сообразила, что ошиблась.
– Это вас нам следует благодарить? – спросила аббатиса, указывая на ворота.
– Не мог заснуть. Пришлось придумать, чем бы заняться, иначе к утру я бы попросту спятил, – пробурчал Нилл.
Аббатиса понимающе улыбнулась:
– Бог да благословит вас, сын мой.
– Ни одна женщина не имеет права называть меня сыном! – с неожиданной злобой в голосе огрызнулся он.
Отвернувшись, он протянул Кэтлин сильную руку. Ей безумно захотелось убежать, но на память пришло данное ею слово быть послушной, и она позволила усадить себя на лошадь. Нилл легко вскочил в седло позади Кэтлин, и, почувствовав жар и твердость его налитого силой, мускулистого тела, она вздрогнула.
– Кэтлин! – бросившись вперед, крикнула аббатиса и на мгновение прижалась к ее руке. – Запомни, дитя мое, в этом мире много всего – и слез, и красоты. Кто знает, чем окончится для тебя это путешествие? Может, счастьем? Встречай его с распростертыми объятиями, детка. Встречай все, что только есть прекрасного в этой жизни, с радостью в сердце. И будь счастлива, как только сможешь!
Насмешливая ухмылка мелькнула на губах Нилла. Он дал шпоры коню, и тот галопом вынес их за ворота. Кэтлин обернулась, и глаза ее не отрывались от монастыря до тех пор, пока заплаканное лицо аббатисы стало неразличимо.
Глава 3
Природа, казалось, пыталась успокоить Кэтлин – солнце катилось по небу золотым шаром, брошенным ангельской рукой. Слепящий свет превращал покрытые бархатным ковром зелени холмы в пылающие факелы, а лепестки цветов будто превратились в чистое золото – так ослепительно сверкали они на солнце. В небе не было ни облачка, только птицы чертили свои круги над головами путников.
Кэтлин хотелось закрыть глаза, чтобы не видеть этой красоты, спрятать тоску глубоко в груди.
Но по мере того как конь Нилла уносил их все дальше, Кэтлин чувствовала, что даже ее тело предало ее. Глаза, печально опущенные долу, пока она вспоминала тех, кого оставила позади, сейчас жадно следили за рыжим оленем, изящными скачками пересекавшим заросшую цветами поляну. Она наслаждалась прекрасным видом долины, покрытой буйной растительностью. Крошечные фермы, мелькавшие тут и там, напоминали драгоценные геммы. Соломенные крыши домов вдалеке отливали золотом; миниатюрные фигурки гнали игрушечные стада, которые, казалось, легко уместились бы у Кэтлин на ладони.
Всю жизнь она слушала рассказы старой аббатисы об удивительном мире, который лежит за стенами монастыря, но даже представить не могла, каково это – чувствовать на разгоряченном лице свежий ветер, любоваться красотой долин и холмов, упиваясь ароматами цветов. Краски казались настолько яркими, что у нее зарябило в глазах.
Неясное чувство вины вдруг навалилось на нее. «Боже, какая же я бессердечная!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109