Это была моя мать; не дав мне и слова вымолвить, она стала извиняться за свое поведение третьего дня. Она, мол, позвонила бы и раньше, да ей с тех пор нездоровилось.
– Я, видно, уже тогда заболела, Мэтти. Была не в себе. Абсолютно не в своей тарелке.
– Как твои глаза?
– То есть?
– Тебе больше ничего не мерещится?
– Нет, нет. Что ты. Ничего мне не мерещится.
– Похоже, все дело в доме. – Мне было очень любопытно узнать, что она о нем думает. – Понравился он тебе?
– Как он мог мне понравиться, Мэтью, если я плохо себя чувствовала? – Она снова заговорила сдержанно, как тогда, но потом опять извинилась и повесила трубку.
Когда я вернулся в комнату, Дэниэл все еще глядел в окно; он принялся насвистывать. Затем сел на свое место и наклонился ко мне, сложив перед собой руки, точно в горячей, искренней молитве.
– Давай скажем так, Мэтью. Не слишком ли мы всё драматизируем? Неужто ты и впрямь веришь, будто здесь, с тобой, живет кто-то или что-то еще?
– Но как же посуда, коврик на кровати?
– Может, мы подметали комнату или вытирали пыль и случайно оставили его там. – Он по-прежнему плотно сжимал руки перед грудью. – Тебе не кажется, что в последнее время мы с тобой грешим излишней рассеянностью?
– Ну…
– Говорю тебе, Мэтью, ничего сверхъестественного не было. – Полагаю, что он убедил меня, хотя обратное утверждение – будто бы в этом доме происходит нечто «сверхъестественное» – выглядело чересчур нелепым, чтобы рассматривать его всерьез. – Давай лучше держаться фактов, а не фантазировать, – продолжал он. – Расскажи мне, что именно ты вчера обнаружил.
– Только то, что в 1563 году Джон Ди платил здесь налоги и что, если верить Маргарет Лукас, он был черным магом.
– У этой дамочки богатая фантазия.
– На днях ты спрашивал меня, как далеко я намерен продвинуться в своих розысках. – Я очень устал и слышал свой голос как бы со стороны, точно стоял в нескольких шагах от себя самого, – это было чрезвычайно странное ощущение. – Я хочу знать все, Дэниэл. И не успокоюсь, пока не узнаю. Как там в книжке? Нет такого мрачного уголка, где я не мог бы скрыться.
Он посмотрел на меня с непонятным выражением, словно я ляпнул что-то невпопад.
– Что ж, наверное, это правильно.
– Иначе просто нельзя. Это мой долг.
– Ты говоришь так, словно не дом принадлежит тебе, а ты ему.
– Я чувствую, что принадлежу чему-то. А ты разве нет? – Вдруг у меня в голове мелькнула мысль, что стены можно украсить коврами – тогда их узоры будут отражаться на гладком каменном полу. – Разве ты не согласен, что возникает известная ответственность? Когда селишься в таком месте? Я отвечаю перед этим домом. Отвечаю перед собой.
– И перед Джоном Ди?
– Конечно. Он ведь теперь в некотором смысле мой предок.
Я смежил глаза; видимо, я устал больше, чем думал, потому что мне сразу пригрезилось кладбище, где я недавно побывал. Ко мне шел какой-то бродяга, рядом с ним трусил пес. Наверное, этот сон наяву продолжался всего мгновенье, поскольку, очнувшись, я услыхал слова Дэниэла, отвечающего мне так, точно никакого перерыва не было.
– Значит, – говорил он, – Джон Ди сейчас как будто бы ждет нас где-то. С чего начнем?
Было время, когда библиотеки меня отпугивали. Эти полки с книгами представляли собой мир, почти буквально обращенный ко мне спиной; запах пыли, дерева и полуистлевших страниц навевал меланхолическое чувство утраты. Но, став исследователем, я начал менять свою жизнь: одна книга вела к другой, документ – к другому документу, тема – к другой теме, и я углублялся в сладостный лабиринт познания, где так легко было затеряться. Кое-кто верит, будто книги говорят друг с другом, когда их никто не слышит, но я-то знаю, что дело обстоит иначе: они вечно ведут между собой безмолвную беседу, которую мы можем подслушать, если нам повезет. Вскоре я научился распознавать людей, также понимающих это. Они отличались от прочих тем, что бродили меж полок непринужденно, словно чувствуя надежное и умиротворяющее присутствие тысячи незримых существ. Складывалось впечатление, что они говорят сами с собой, но нет – они говорили с книгами. И вот теперь я вхожу в число постоянных посетителей Английской исторической библиотеки на Карверс-сквер, самой ветхой и необычной из всех лондонских библиотек; коридоры здесь узкие, лестницы винтовые, и на всем лежит печать благостного увядания. Книги тут часто бывают навалены грудами прямо на пол, а шкафы ломятся под бременем томов, которые скапливались в них годами. И все же где-то среди этих руин я надеялся отыскать Джона Ди. И действительно, к моему удивлению, я нашел целых две посвященных ему книги – они лежали в нише с табличкой, на которой старомодным готическим шрифтом было выведено: «История английской науки». Более поздняя из этих книг, написанная Николасом Клули, называлась «Естествознание Джона Ди: между наукой и религией»; сняв ее с полки, я обнаружил, что это не повесть о черном маге, а библиографический справочник в тридцать четыре страницы. Даже беглый просмотр глав дал мне понять, что этот перечень изобилует серьезными работами по математике, астрономии и философии. Рядом с этим томиком стоял другой, «Джон Ди: мир елизаветинского волшебника» Питера Френча; и когда я взял его, на меня глянул сам средневековый ученый. Он был изображен на обложке, и от внезапного испуга я чуть не уронил книгу. Я не ожидал увидеть его так скоро, и прошло некоторое время, прежде чем я смог вновь посмотреть на портрет. Глаза у него были немного больше, чем нужно, будто художник не знал, как еще передать ясность взора, и что-то в выражении его лица вселяло в мою душу тревогу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99