– Конечно, нет. Да и почему это должно быть важно? Ведь так поступают все.
Включился автоответчик: «Это Хэрриет Скроуп. Меня нет дома…». Внезапно ощутив глубокое облегчение, Хэрриет рванулась к телефону, выключила магнитофонную запись и прокричала в трубку:
– Это я! Это Хэрриет Скроуп во плоти! – Звонила Сара Тилт. – Ах, дорогая, я только что о тебе говорила! – Она подмигнула Чарльзу и, зажав трубку ладонью, прошептала: «Моя любимая ложь во спасение». Она снова прислушалась к голосу Сары. – Не рассказывай мне сейчас, дорогая. Раз уж ты тут за углом, заходи. Здесь Чарльз. Он до смерти хочет тебя видеть. Наступила пауза. – Чарльз Вичвуд. Поэт. – Она положила трубку.
– Кого это я до смерти хочу видеть?
– А, это только Сара Тилт. Я всегда ей это говорю. Ей так легче общаться с людьми.
– Да мне в самом деле уже пора. Моя жена…
– Ах да, как она поживает? – Хэрриет подобрала сумку с Чаттертоновыми рукописями и с рассеянным видом принялась похлопывать ее ладонью. – Она замужем?
Чарльз, внезапно встревоженный ее действиями, не вполне верно расслышал вопрос.
– Сейчас она работает в галерее. Уж не знаю, почему. Вы слышали про Камберленда и Мейтленда?
– Ах да, Камберленд и Мейтленд. – Она положила сумку на столик из черного дерева в углу комнаты и принялась исследовать ее содержимое. Камберленд и Мейтленд. – Она вынимала страницы одну за другой и внимательно их изучала, продолжая машинально повторять: – Камберленд и Мейтленд. Верно.
Потом она приподняла кипу рукописей:
– Может, оставишь у меня для сохранности, милый?
– Очень любезно с вашей стороны, – заговорил Чарльз, – но мне и вправду надо над ними еще поработать…
Раздался звонок в дверь. «Мать твою», – чуть слышно пробормотала Хэрриет, а когда она вышла, чтобы впустить Сару Тилт, Чарльз поспешно запихнул бумаги обратно в сумку, подобрал портрет и отправился за ней в прихожую.
– Как по-французски «паломник»? – неожиданно спросила она.
– Кажется, pelerin? Правильно – pelerin, и в женском роде – pelerine.


– О, – воскликнула Хэрриет, распахивая дверь перед своей подругой. Ma pelerine triste! Моя печальная странница! (фр.).


– Не понимаю, о чем ты. Я просто мимо проходила. – Сара попятилась в сторону от Хэрриет и ускользнула от нее в коридор. Но там она столкнулась с Чарльзом, который стоял в тени, и тихонько взвизгнула.
– Правильно, давай визжи. – Хэрриет стояла, уперев руки в бока. – Это мужчина.
Сара пробормотала, что пора бы заводить новые очки, и, топчась и пытаясь «уступить» друг другу дорогу, они с Чарльзом очутились в кабинете Хэрриет. Здесь, при солнечном свете, который просачивался сквозь старинные ставни, Саре удалось разглядеть портрет Чаттертона, который держал Чарльз.
– О, – сказала она. – Кто это? – Она по-настоящему заинтересовалась картиной и уже собиралась взять ее в руки, чтобы рассмотреть повнимательнее.
Внезапно появилась Хэрриет.
– Я вас представила? Сара Тилт. Чарльз Вичвуд. – Она так оттарабанила имена, словно они никому в особенности не принадлежали. – Чарльзу пора уходить, дорогая. Он женат. – Затем она с кокетливой улыбкой взяла его под руку и стала выпроваживать к парадной двери.
– Это Томас Чаттертон, – проговорил Чарльз, оборачиваясь через плечо. – Ему очень жаль, что он не смог поговорить с вами подольше.
Хэрриет почти вытолкнула Чарльза за дверь, но на пороге успела шепнуть:
– Ты уверен, что так поступают все? Понимаешь, о чем я?
– Да, все копируют.
Он собирался сказать что-то еще, но она оборвала его, помахав на прощанье в своей любезнейшей манере, а потом, когда он ушел, соскользнула на пол в коридоре.
– Я уж думала, – сказала она, – он никогда не уберется.
– А что это он говорил про Чаттертона?
– Дорогая, он слабоумный. Он тебе еще и не такое наговорит. Казалось, она распласталась между стеной и полом, вытянув перед собой ноги и расставив носки врозь. – Ты не поможешь Матушке подняться, а? – Сара приблизилась к ней с выражением угрюмой решительности и, просунув одну руку под локоть Хэрриет, а второй обвив ее шею, попыталась поставить ее на ноги. Однако данная операция заняла больше времени, чем требовалось, потому что правая нога Хэрриет и часть ее руки зацепились за зонт, оставленный возле двери. – Он так и тычется в меня! – сказала она. – Ты только погляди! Наконец ей удалось придать своему телу вертикальное положение, и обе старухи, тяжело дыша, прислонились к стене. Потом Хэрриет наградила прощальным пинком зонтик и повела Сару в гостиную. Там она направилась прямиком к альковным бутылкам.
– Я тоже, пожалуй, выпью, – громко сказала Сара. – По-моему, Чарльз очень мил, – продолжила она, когда ей наконец вручили джин с тоником. – И вовсе не слабоумен.
– Это была просто фигура речи. – На самом деле Хэрриет, окончательно успокоившись насчет своего плагиата, снова думала о Чаттертоне и связанном с ним открытии: ей уже представлялось нелепым, что такое важное дело оказалось в руках Чарльза, и она с изрядным негодованием напомнила себе, что манускрипты, которые она видела, не являются ничьей собственностью. В любом случае, академики куда больше заинтересуются ею, чем каким-то безвестным молодым поэтом. Но как ей заполучить от Чарльза эти бумаги? Там я висела, – неожиданно сказала она, – словно на кресте, распятая между Клеопатрой и старушкой Хаббард…
– Давая крен в одну сторону?
– Там я сидела на моем чудесном диване эпохи регентства. – Она указала в сторону этого провинциального предмета мебели середины века.
– Который в пятнах?
– Ну, ты бы тоже пошла пятнами, если б просидела не двигаясь пару веков, вся утянутая в голубой шелк!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103