мысли о много высшем титуле притупили мою
чувствительность; я брезговала этим пустяком, но не потому, что это дейст
вительно пустяк, а потому, что замахнулась на большее, причем в самом скор
ом времени. Король делался все нетерпеливее, и скоро я стала его тайной же
ной. Как только это произошло, я словно облеклась в королевский сан, осозн
ала в себе державную власть и даже ближайших друзей перестала узнавать в
лицо. Со своей головокружительной высоты я не различала их: так ставшему
на пьедестал оставшиеся внизу кажутся бесконечно далекими, он видит оди
н кишащий муравейник; эта мысль наполняла меня несказанным восторгом, и
я не скоро поняла, что в обоих случаях достаточно спуститься на нескольк
о ступеней по лестнице, кем-то подставленной, чтобы затеряться в этом пре
зренном муравейнике. Некоторое время наш брак сохранялся в тайне, огласк
а была бы некстати, поскольку бракоразводный процесс короля еще не завер
шился, и только рождение моей дочери Елизаветы потребовало его обнародо
вания. Впрочем, для видевших меня тайны не было, ибо мои речи и поступки пе
ременились настолько, что всем было совершенно ясно: для самой себя я уже
королева. И пока это было тайной, мне еще было за что бороться, я не могла см
ириться с тем, что весь мир не знает о моем жребии; но прошла коронация, чес
толюбию было уплачено по самому высокому счету, а я вместо счастья почув
ствовала себя несчастной, как никогда; мало того что после свадьбы мне ст
ало труднее скрывать брезгливость к королю, развившуюся теперь в непрео
долимое отвращение, но, по достижении короны, меня покинула увлеченность
, с какой я ее домогалась, и появилось время задуматься Ц а велика ли нагр
ада за всю мою маету, и мне часто представлялся охотник, что целый день до
изнеможения носится по полям, словно успех сулит ему неслыханное вознаг
раждение, и за все труды он получит омерзительную вонючую тварь. Мое поло
жение было еще хуже: охотник скормит добычу собакам, а я свою должна была н
ежить и, кривя душой, называть своей любовью. Мое недосягаемо высокое и за
видное положение только привадило меня к лицемерию, а этого, как я теперь
вижу, ничем не искупить. В моем одиночестве со мной был только ненавистны
й мне человек. Нечего было и думать кому-то открыть свою душу, и никто бы не
осмелился вступить со мной в доверительный разговор; со мной если и гово
рили, то как с королевой, а не с Анной Болейн, и те же самые слова можно было
повторить разряженной кукле, взбреди королю на ум назвать куклу своей же
ной. И поскольку любая придворная дама была моим врагом, полагая, что у нее
больше права занимать доставшееся мне место, я маялась, как в диком лесу,
без единой живой души, в постоянном страхе оставить следы, по которым мен
я сыщет какое-нибудь чудище или наползут и ужалят змеи; ведь таковы все не
навистницы, снедаемые завистью. Хуже положения не придумать, а мне еще пр
иходилось прятать тоску и выглядеть веселой. И это тоже сослужило мне ху
дую службу, поскольку некоторые необдуманные поступки потом повернули
против меня. У меня родился мертвый мальчик, и это, видимо, сильно охладило
короля, чей нрав не терпел и малейшего разочарования. Я не огорчалась, пот
ому что о последствиях не думала, а меньше видеть короля мне было только п
риятно. Позже я узнала, что ему приглянулась одна моя фрейлина, и уж ее ли в
том заслуга или виной горячий характер короля, но обращаться со мной он с
тал куда хуже, чем, по моей милости, обращался с моей предшественницей. Охл
аждение короля скоро заметили придворные подхалимы, что всегда карауля
т монарший взгляд, и, смекнув, что со мной можно не церемониться, они из сам
ых пустых поступков и слов и даже из самого моего вида вывели чернейшие з
амыслы. Горя новым любовным нетерпением, король охотно выслушивал моих о
бвинителей, сумевших заронить в него сомнение в моей супружеской вернос
ти. Прежде он не поверил бы с такой готовностью этим наветам, но сейчас его
тешила мысль, что нашелся повод поступить со мной так, как он уже решил по
ступить без всякого повода; и уцепившись за какой-то предлог и чьи-то пок
азания, меня отправили в Тауэр, определив злейшую мою ненавистницу надзи
рать за мной и даже спать в моих покоях. Это наказание было хуже смерти, иб
о, срамя и насмешничая, она доводила меня до умоисступления, в каковом сос
тоянии я не отдавала себе отчета в своих словах. Она же якобы увидела в них
признание того, что я вела предосудительные разговоры с кучкой негодяев
, которых я едва ли вообще знала в лицо, и все это могло убедить только тех, к
ому хотелось верить в мою виновность. Начался суд, и, желая совсем очернит
ь меня, мне приписали преступную связь с собственным братом, которого я в
самом деле очень любила, но видела в нем друга и никого больше. Тем не мене
е меня приговорили к отсечению головы либо сожжению, на усмотрение корол
я, и король, из великой любви ко мне, милостиво утвердил более мягкий приго
вор. То, что моя жизнь кончалась таким образом, угнетало бы меня больше, ос
тавайся я в прежнем состоянии, но так мало радости узнала я, будучи короле
вой, что смерть представлялась наименьшим злом. Другое было горше: то, как
я хитростью склонила короля отставить королеву, как жестоко обошлась с п
ринцессой Мэри, как обманула лорда Перси. Как могла, я пыталась умиротвор
ить совесть, надеялась, что мне простятся эти черные дела, потому что в ост
альном я жила праведно и всегда спешила творить добро. С тех пор, как это с
тало в моей власти, я без счета раздавала милостыню, сокрушенно отмалива
ла грехи и с душевной крепостью взошла на плаху.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42