Они были научными. Дела его говорят сами за себя со всей мастерской простотой тяжело доставшегося успеха. В этом отношении он напоминает всецело преданных своему делу исследователей XIX века, более поздних творцов воинствующей географии, единственной целью которой были поиски истины. География - наука, построенная на фактах, и они посвятили себя установлению фактов о форме и особенностях главных континентов.
Это был век исследований на суше. Говоря так, я не забываю полярников, цели которых были так же чисты, как воздух тех далеких широт, где немало из них положило свои жизни ради прогресса географии. Моряки, ученые, - трудно говорить о них без взволнованного восхищения. Наиболее значительной фигурой среди исследователей первой половины XIX века является еще один хороший человек, сэр Джон Франклин, славу которого составили не только важные открытия, но и его высокий профессиональный и личный престиж. Этот замечательный мореплаватель, так и не вернувшийся домой, послужил географии даже своей смертью. Настойчивые попытки узнать что-либо определенное о его участи, предпринимавшиеся в течение более десятка лет, значительно продвинули вперед наше изучение полярных районов.
По мере того как участь эта постепенно делалась все более очевидной миру, все очевидней становился и ее глубокий трагизм: ведь первые два года плавания экспедиций "Эребуса" и "Террора" казались путем к желанному и важному успеху, тогда как на самом деле с самого качала это был путь к гибели, завершение, быть может, самой зловещей из всех драм, разыгравшихся за таинственной завесой Арктики. Последние слова, раскрывающие тайну экспедиции "Эребуса" и "Террора", были доставлены на родину и сообщены миру сэром Леопольдом Мак-Клинтоном в его книге "Путешествие "Фокса" в арктических морях". Это - маленькая книжка, но она запечатлела с мужественной простотой трагическим конец замечательной повести. Случилось так, что я родился в год ее опубликования. Поэтому простительно, что я впервые познакомился с ней лишь десять лет спустя. Книжка эта попала мне в руки благодаря тому, что судьба сэра Джона Франклина вызывала интерес всей Европы и работа сэра Леопольда Мак-Клинтона была переведена, мне думается, на все языки народов белой расы. Я ее прочел тогда, кажется, по-французски. Но с тех пор я перечитывал эту работу много раз. На моей книжной полке стоит теперь экземпляр популярного ее издания, в точности совпадающего с тем первым, насколько оно мне помнится. В нем есть трогательное факсимиле заполненной печатной формы, содержащей краткие итоги работы обоих судов, имя "Сэр Джок Франклин, командир экспедиции", написанное чернилами, и патетическая подчеркнутая запись: "Все хорошо". Бумага эта была найдена сэром Леопольдом Мак-Клинтоном под надгробным камнем, и дата ее говорит, что запись была сделана ровно за год до того, как экспедиции пришлось покинуть оба корабля в их смертельной ледяной ловушке и началась долгая и отчаянная борьба команд за существование. Трудно было бы, пожалуй, представить себе книгу, которой лучше удалось бы овеять воздухом суровой романтики полярных исследований жизнь мальчика, для которого земные полюса были до тех пор чем-то абстрактным и формальным всего лишь воображаемыми концами воображаемых осей вращения земли.
Благородный жар, пронизывающий строгие факты этого рассказа, вдохновил меня на романтическое путешествие в глубь внутреннего моего "я", помог открыть в себе вкус к разглядыванию карт и дремавший до той поры прилежный интерес к географии, который стал вытеснять мое прилежание (поскольку таковое имелось), к другим школьным дисциплинам.
К несчастью, хорошие отметки по этому предмету выставлялись столь же скупо, как скупо отводились ему часы в школьной программе людьми, которые не обладали романтическим ощущением действительности, понятия не имели о громадных возможностях, заключенных в активной жизни; людьми, лишенными желания бороться, не представлявшими себе широких земных просторов, словом, заурядными и скучными учителями средних лет и, на мой тогдашний взгляд, никогда не знавшими молодости. И география их была им очень под стать, - этаким бескровным существом с сухой кожей, прикрывающей малопривлекательное собрание неинтересных костей.
Я устыдился бы той горячности, с которой вновь воскрешаю сейчас давние распри, похороненные чуть ли не 50 лет тому назад, если бы эти ученые мужи не делали столько попыток содрать с меня скальп на ежегодных экзаменах. Есть вещи, которые не забываются. И к тому же география, открытая мной для себя, была географией вольных пространств и широких горизонтов, построенной самоотверженным человеческим трудом под открытым небом, география еще воинствующая, но уже сознающая, что со смертью последнего крупного исследователя приблизился и ее собственный конец. Антагонизм был самого радикального свойства.
Вот почему я не получил никакого похвального балла за свою первую и единственную работу по географии Арктики, написанную мной тринадцати лет от роду. Я до сих пор считаю, что для моего нежного возраста это был настоящий ученый труд. Я действительно знал кое-что по географии Арктики, но истинной моей страстью была, насколько мне помнится, история арктических исследований. В познаниях моих имелись существенные пробелы, но я сумел быть сжатым в выражении своего энтузиазма и ограничить его ровно двумя страничками, что само по себе является известным достоинством. И все же я не получил похвального балла. Прежде всего, я писал не на установленную тему. Кажется, единственное замечание, сделанное по этому поводу моему частному наставнику, сводилось к тому, что я трачу слишком много времени на чтение книжек о путешествиях, вместо того чтобы заниматься чем следует.
1 2 3 4 5 6 7 8