Педер барабанил пальцами по сумке.
– Я хочу, чтобы ты узнала о картине все. Измерь, если сможешь, посмотри, что за рама, какой задник, есть ли сигнализация, если да, то какая. Трудно ли будет вынуть картину из рамы, какие инструменты понадобятся. Большинство автопортретов Сезанна маленького размера.
– Насколько я поняла со слов Ллуэллина, картина в очень большой, богатой, красивой раме.
Педер подался вперед:
– Узнай все. Мне не нужны догадки или неточная информация. Ясно?
– Я узнаю все, что хочешь, и даже больше и о Ллуэллине, и о картине, и о старике, и о псе. – Она посмотрела на Педера почти вызывающе. – Сколько у меня времени?
– Планы изменились. В январе будет проходить большая выставка Сезанна на юге Франции, в Экс-ан-Провансе. Мне сообщили, что Ллуэллин согласился выставить свою картину и что он собирается сам привезти ее. В таком случае картину легче всего будет украсть во время перевозки. – Он взял ее за руку. – К этому времени вы должны стать близкими друзьями.
– Думаю, где будет Ллуэллин, там будет и его пес,– усмехнувшись, сказала она – И чем лучше он знает меня, тем больше будет лаять. Это глупо, но это проблема.
– Я могу тебе помочь.
Педер Аукруст расстегнул черную сумку. В ней были медицинские принадлежности врача-гомеопата В ячейках находились четыре стеклянные бутылочки по две унции, шесть по три драхмы, десять по шесть драхм, двенадцать по одной унции. Всего более тридцати гомеопатических средств. Там имелись отделения для скальпелей, игл, стетоскопа, пластыря, бинтов и тому подобного. На сумке золотом были выгравированы инициалы: Ч. М. В британском паспорте значилось, что он Чарльз Мецгер, доктор; визитная карточка сообщала, что он занимается гомеопатией, и указывала его лондонский адрес. Но Астрид называла его Педером. Норвежский паспорт, лежавший во внутреннем кармане пиджака, принадлежал Педеру Аукрусту; во французской визе значился адрес в Каннах.
– Это тебе. – Из одного кармашка сумки он достал губную помаду и показал ей. – Это не просто помада. – Он снял колпачок. – Сейчас покажу. Покрутишь вправо – будет помада. Называется «Страстный розовый». Он ухмыльнулся. – Покрутишь влево – ничего не будет. Но если прижмешь к лапе этого пса, выскочит игла, впрыснет ему два кубика, и он заткнется… навсегда.
Астрид несколько секунд смотрела на помаду.
– Но я не хочу его убивать.
– Это всего лишь собака, – равнодушно сказал он.– Мы не можем рисковать.
Она закрыла помаду и бросила ее в сумочку.
– Я хочу, чтобы ты поехал со мной.
– Не могу. Нужно уладить кое-какие дела, пока ты будешь в Бостоне. – Он улыбнулся так, будто был очень собой доволен.
– Педер, – заговорила она, избегая его взгляда, – когда это все начиналось, ты говорил, что мы уничтожим три картины. А теперь их четыре.
Он решительно тряхнул головой:
– Мир прекрасно обойдется без нескольких полотен Сезанна. Кроме того, каждая оставшаяся подскочит в цене.
Он снова взялся за сумку, вытащил из нее коричневый конверт и передал ей.
– Здесь пять тысяч долларов. Я еще пришлю банковский чек. Через неделю.
Она положила конверт в сумочку.
– Я позвоню тебе в воскресенье в то же время, – сказала она. Посмотрев на него, Астрид на секунду закрыла глаза, встала и пошла к входу в терминал.
Педер проследил за ней взглядом и продолжал смотреть туда, где она исчезла среди пассажиров. Под его рукой лежала газета с фотографией Кларенса Боггса. Он сердито нахмурился.
– Чертов фотограф.
К столику подошел мужчина, поставил поднос и сел. Аукруст повернулся к нему, молча кивнул, взял газеты и сумку и направился к стоянке такси.

Глава 5

Темза, наверное, самая известная из коротких рек в мире. Всего двести миль в длину, она знаменита своей немыслимой шириной: триста ярдов у Лондонского моста, а в устье на востоке Лондона берега разделяют около шести миль. Из-за больших повреждений, нанесенных бомбами во время Второй мировой войны, а также из-за того, что кардинально изменились способы, какими товары доставлялись в Лондон и вывозились из него, большие участки реки десятилетия пребывали в запустении. Возрождение этой великой реки началось с реконструкции Острова Собак, события, которое кто-то прославлял, а кто-то проклинал. Для разработчиков этот проект обернулся финансовой катастрофой.
Изменилось и движение на реке. Вместо огромных контейнеровозов стали ходить маленькие грузовые и прогулочные суда. Под мостом Альберта, там, откуда начиналась Ройял Госпитал-Роуд, располагался пирс Кадоган, ставший родным домом для огромного количества частных судов и тех, что можно было взять напрокат. Среди них был отреставрированный сорокалетний буксир, корпус которого выкрасили в черный цвет, а леерные ограждения и рубку – в ярко-желтый и зеленый. На буксире красовались несколько вымпелов и два флага: выцветший британский и новенький греческий. На полированном дереве золотыми буквами светилось имя судна: «Сепера».
На палубу вышла женщина и обратилась к тучному мужчине, стоявшему у ограждений:
– Не пора ли, Никос?
Он ответил:
– Придет какой-то новый, а в первый раз все опаздывают.
– Его имя, – сказала женщина, – не японское. – Она покачала головой. – Как его? Меццер? Я правильно произношу?
– Это не греческое имя, – ответил Никос. – Кажется, доктор Мецгар. – Он повернулся к ней. – Сегодня тебе ничего не придется делать. Просто приготовь большой салон и отведи его туда.
Его черные брови напоминали двух мохнатых гусениц, столкнувшихся на переносице над широким, упрямым носом. Густые усы были аккуратно закручены и подстрижены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99