Шума не было, но через полгода Аукруста перевели на рутинную работу без всякой надежды на повышение по службе. Хотя он и был виновен в смерти человека, сам он этого никогда не признавал. Зачем? Ему никогда не предъявляли обвинений. Закон молчал, и Аукруст был искренне убежден, что ничего не случилось, ничего такого, про что можно было бы сказать, что он в этом виновен или не виновен.
Аукруст медленно отвел взгляд от экрана. Поднялся, подошел к двери и взялся за ручку. Как ему и обещали, дверь была отперта.

Глава 6

Харальдсен задержалась в женском туалете ровно настолько, чтобы вновь стать светловолосой норвежкой, какой была на фотографии в паспорте. Самолет приземлился в аэропорту Кеннеди в 2.43 пополудни. Астрид прошла таможню и, везя за собой сумку на колесиках, направилась к телефонам. Она позвонила в отель «Уэстбери», чтобы узнать о звонках за последние пять дней. Услышав имя Ллуэллина, Астрид улыбнулась. Она набрала его номер.
– Это Астрид. Вы просили меня позвонить. На неделе.
– Я боялся, что вы забудете. Мне сказали, что вас нет в городе.
– Я только что вернулась. Звоню из аэропорта. – Она замолчала, ожидая его реакции.
– Я сегодня вечером свободен. А вы? – спросил Ллуэллин.
– Боюсь, что усну прямо при вас.
– А мы начнем вечер пораньше. Зайдите, что-нибудь выпьем и перекусим. Мы чем-нибудь вас побалуем.
Она согласилась и отправилась искать такси.
Апартаменты Ллуэллина находились в доме на Шестьдесят пятой улице между Парк-авеню и Лексингтон-авеню. Дома здесь продавались за два миллиона долларов, а некоторые даже за восемь. Несмотря на сворачивание производства и перетряски в финансовом мире, многие состоятельные молодые мужчины и женщины не скупились на семизначные суммы, чтобы приобрести подходящий домик на подходящей улице в районе Ист-Сайд. Ллуэллин, однако, обходился унаследованным богатством и если только не хотел трогать основной вклад, то был вынужден довольствоваться фиксированным доходом, который в прошлом году составил чуть меньше полутора миллионов. Выплата содержания двум женам являлась основной частью его расходов. Первая жена наконец вторично вышла замуж в этом году, а адвокат второй жены потребовал увеличения содержания на том основании, что его клиентка не может вести привычный образ жизни на четверть миллиона в год. Кроме того, на содержание первой жены денег больше не требовалось, поэтому…
Дом построили в девяностых годах девятнадцатого столетия, и, как и все дома в округе, он был длинным, узким и имел пять этажей. В 1932 году отец Ллуэллина оборудовал гараж – рискованное вложение денег, однако со временем оправдавшее себя. Рядом с гаражом был длинный коридор, который вел в спальню, маленькую столовую и кухню, соединенную с патио – здесь жил слуга Ллуэллина.
Шотландец Колин Фрейзер приходился племянником другому Фрейзеру, который служил у родителей Ллуэллина тридцать лет и практически стал для подрастающего Эдвина дядюшкой. Фрейзер был коренастым, его рыжие волосы уже начинали седеть, а морщины вокруг глаз и у рта придавали его лицу такое выражение, какое бывает у человека, прожившего всю жизнь в горах Шотландии. Он был разведен, имел взрослого сына-врача, который проживал в Глазго.
Еще в доме жил дружелюбный, хотя и шумный нориджтерьер по кличке Клайд, который во время отъездов Ллуэллина держался рядом с Фрейзером, поближе к еде и к патио.
Жилище Ллуэллина имело отчетливые признаки обитания холостяка и ценителя искусства. Вдоль восточной стены, от подвала до чердака, шла лестница. Поднимаясь по ней, можно было увидеть эклектическое собрание ранней мексиканской живописи, майолики, длинный шкафчик с произведениями искусства из Китая и головными уборами индейцев. Самая большая комната на втором этаже выходила на Шестьдесят пятую улицу и была обшита мореным дубом; здесь устраивались бесчисленные приемы и коктейли. Комната поменьше, не имевшая окон, служила столовой, за ней находилась кухня. На третьем этаже располагались спальни. Спальня Ллуэллина такого же размера, как большой зал под ней, была оформлена в серо-голубых тонах. Здесь стояла огромная кровать и имелась просторная ванная комната с джакузи чуть поменьше бассейна. Кабинет Ллуэллина размещался на четвертом этаже. Находиться в кабинете было очень приятно. У стены стоял чудесно инкрустированный стол, стоимость которого составляла шестизначную цифру. Паркетные полы были покрыты восточными коврами. Окна в нишах придавали комнате дополнительную глубину и, казалось, пропускали больше света. Вмонтированные в высокий потолок лампы-подсветки были направлены на картины, висевшие на стенах. На стене позади стола, которым Ллуэллин пользовался как рабочим, в позолоченной резной раме, выделяясь, висел автопортрет Сезанна. Название – «Портрет художника на фоне океана» – было выгравировано на медной пластинке, прикрепленной к нижней части рамы.
Фрейзер встретил Астрид и по ее просьбе провел по лестнице. Она хотела понять, что это за дом. Клайд тявкал и вилял хвостом, Астрид подхватила его на руки, и пес лизнул ее в нос. Она с ним поиграла, и они уже стали закадычными друзьями, когда дошли до кабинета Ллуэллина.
На Ллуэллине были дорогие свободные брюки, голубой пиджак, на шее аскотский галстук.
– Вы куда-то пропали… Куда это вы ускользнули? По делу или так?
– И то и другое. Я ездила домой.
Ложь была произнесена непринужденно и с улыбкой. Клайд залаял, вспрыгнул на диван и соскочил обратно на пол.
– Надеюсь, дома не было никаких проблем? – озабоченно спросил Ллуэллин.
– Нет, что вы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99