– Что-то поминала такое, не помню, – Нелли запихнула зеркальце от греха подальше.
– А зря, меж тем. Катьку в возок не дозовешься. Тогда уж я тебе расскажу, а ты сама разумей.
– Ну ладно, сказывай. Ой, гадость какая! – Нелли пребольно зашиблась щиколоткой о холодную пустую жаровню, пристроенную на полу. Зачем только брать было эдакую дрянь?
– До свадьбы заживет. – Досада подруги оставила Парашу равнодушною. – Так вот, слушай лучше. Было то годов три десятка тому, да как раз в наших краях. Живал в столице молодой барин, графом Рокотовым звали. В родных краях он и не бывал сроду, как родитель его обосновался смолоду в Петербурхе, так уж он там и на свет родился. После батюшка его помер, зажил он своим умом, да не ладно. Больно любил на железяках тыкаться, ну и убил двоих или троих господ до смерти. Судебное дело вышло. Только судья-то толковый попался, рассудил так: коли выслать его в имение на Чаре, так до ближнего же помещика такой конец, что ежели и взбредет охота саблями пыряться, так, покуда едешь, остынешь. Ну и выслал судья графа-то молодого от греха в Богульники, так именье прозывается, из столицы.
– Не саблями, а шпагами, сколько раз объяснять, – лениво заметила Нелли, кутаясь в меха. Рассказ покуда не слишком ее занимал. – Шпага колет, а сабля рубит.
– Тебе, может, и различье, а по мне так все одно выходит смертоубойство бессмысленное. Мужики дерутся первое спьяну, второе не до смерти, а господа стрезва да до греха.
– Не понимашь ты. Ну, и чего дальше-то было с графом этим?
– В Богульниках с деда его господ не видали, живал там только немец-управляющий. Приехавши, узнал граф, что дед его в нестарых еще годах исчах от любви к какой-то красавице, чему и письма в бумагах его нашлись, ну да то дела минувшие, давние. Граф-то молодой был повесою, так он и почал расспрашивать немца, какие, дескать, вокруг молодые красотки. Первое, отвечал тот, одинокая помещица Мортова. Красавица, да шибко ученая, все то звезды с башни наблюдает, то за книгами сидит, а все одно на балах первая. Одно плохо – никогда не может перчаток снять, пальцы-де изуродовала шибко во время опыта кемического.
– Химического, – поправила Нелли.
– Велика разница. Никому рук своих без перчаток не показывала.
– Что же у нее, когти там были? – Нелли заинтересовалась.
– Ты слушай. Не больно-то ему захотелось волочиться за барынькой с покареженными пальцами али обгорелыми, он к ней и не поехал с визитом. Только как-то бродил с ружьецом по лесу, да вышел на поляну. А на поляне той барыня молодая травы собирает в корзинку, без чепца да без перчаток, вроде как не ждала никого чужого. Барыня красивая, волоса черные, руки белы как снег, да красивые, как у статуя. Граф было навострился раскланяться, да барыня как подхватит в испуге свою корзинку и пустилась от него бежать через лес. Тот подивился, понятно. А через месяц встречает он ту барыню на бале. Кто, мол, такая. Ему отвечают, помещица Мортова. Тут уж он представиться захотел, да и она его признала. Вы, говорит, сударик, врасплох меня застали в лесу, Вы, чай, не успели моих рук разглядеть? Тому ума хватило приврать, дескать, не успел. Она вроде как обрадовалась. Руки-то мои, говорит, шибко изуродованные, вот я и убежала. А граф в ум не возьмет: какая ж женщина будет на себя ложное уродство наговаривать? Вот и зачастил к ней в именье ее Болотово, так и ездил, покуда не влюбился.
– А вправду, зачем ей было? – От удивления Нелли даже позабыла об обветрелом лице.
– Крестьяне-то все знали, что уродство – вранье. Знали еще, что глаз у барыни Трясовицы, как ее прозвали, худой. Не угодит ей кто – так в месяц исчахнет. Только крестьян-то она не больно боялась. Вот и взяла она однажды в горничные девушки деревенскую одну. Да только та девка была не простая, а с цыганскою кровью, вроде нашей Катьки. И по руке гадать умела, как настоящая цыганка. Она-то и смекнула, в чем дело.
– Так в чем?
– А хироманта та боялась какого встретить, вот руки и прятала. А по руке написано у ней было, что не свой век она живет, а давно уж чужой. Кто ее полюбит, у того и век забирает. Вот и живет молодая да красивая, а самой уж девяносто лет. В крестьянке Трясовица никак не ждала хиромантку, вот девушка и разглядела это. Да еще разглядела, как Трясовицу погубить. А всего-то надобно было, чтоб человек, кому она по крови должна, пришел долг стребовать. Помнишь, про старого-то графа? Он вить, как внук, в Трясовицу влюбился, да красивые годы ее удлинил жизнью своею. Пожалела девушка-цыганка графа молодого, а может, и полюбила. Не враз он ей поверил. Да только в конце концов обучила она его, что Трясовице сказать. Вишь, как обошла его. Ты, говорит, барин, скажи про кровный должок как бы в шутку, не виноватая она, так и вреда ей не станет. Ну, уговорила наконец. А только сказал граф Трясовице про кровный долг, та как затрясется! А дальше по лицу у нее морщины пошли, будто невидимка какой вырезывал, подбородок отвис до груди, зубы повыпали, волоса пошли седеть один за другим. Старела-старела, да и померла на месте. Вот уж перепугался-то граф молодой.
– Ну, Парашка, скорей это сказки все-таки. Мало там чего на самом деле было, а люди ради выдумывать.
– Это уж ты, у Венедиктова погостивши, да в такие дела не веришь?
– Так то я ж сама видала.
Параша хмыкнула.
– Горе с тобой. От учености люди вроде как слепые делаются, ничему не верят. Ты лучше ответь, касатка, будто уж тебе ничего эта сказка не напомнила?
– Это ты про Лидию Гамаюнову? Так там иное дело. Ей просто Венедиктов молодости дает, вот и все.
– Просто, касатка, в таких делах ничего не делается. Чую, не все она тебе рассказала, ой, не все.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205