В настоящее время эта сторона города лежит еще под пеплом.
На склоне одного из этих холмов возвышался дом Кая Мунация Фауста, недалеко от ворот, через которые дорога шла к морскому берегу. Ворота, безобразно реставрированные в своем верхнем своде, имели вид арки, под которой проходили два отдельных пути, из которых один, вымощенный каменными плитами, был закрыт двухстворчатой деревянной дверью, а другой, не мощеный, был огорожен железной решеткой.
Дом нашего навклера имел со стороны моря ксистус, т. е. цветник с тропическими растениями; имея два этажа, он был устроен, подобно прочим домам тогдашней Помпеи, т. е. с передней, в которую входили с улицы и которая вела во внутренний дворик, окруженный помещениями для рабов; а в глубине этого дворика внешняя лестница вела в столовую, гостиную и рабочую комнату хозяина. Вдоль этого первого этажа шла галерея, с которой был ход в верхние комнаты, откуда можно было выйти на балкон с видом на море. С задней стороны дома, вблизи домашней купальни, в нижнем помещении находились амбары для склада товаров, с выходом на другую улицу.
В вечер нашего рассказа в дверь задней стороны дома Мунация Фауста, также запертого и не оживленного, как и остальные дома, постучались.
Но на первый стук никто не отвечал. Когда же стук повторился, послышался хриплый голос привратника, спросившего у стучавшего, кто он такой и чего он хочет в такой поздний час.
– Это я скажу только твоему господину, – отвечал незнакомый голос. – Иди и позови его.
– Отчего ты не постучался в переднюю дверь? Эта дверь для товаров; пойди налево, к первой двери с морской улицы.
– Нет, мне нужно войти в эту дверь; иди же и позови ко мне Кая Мунация Фауста.
Невольнику пришлось повиноваться.
Явился навклер и спросил в свою очередь незнакомца, кто он такой.
– Фабий Максим, – отвечал голос снаружи.
Запоры пали и дверь отворилась, скрипя на заржавленных петлях.
– Ты?.. Фабий Максим?..
– Да, я; войдем поскорее в комнаты, мне есть о чем поговорить с тобой.
Дверь за ними снова затворилась, и Мунаций Фауст повел неожиданного гостя в таблинум, в свою рабочую комнату.
– Мы одни? – спросил Мунация римлянин.
– Одни.
– Никто не может нас услышать?
– Никто. Подожди, однако.
Выйдя на минуту, Мунаций распорядился, чтобы никто не подходил к таблинуму, и, возвратившись к гостю, сказал ему:
– Теперь говори спокойно.
– Прежде всего, скажи мне, Мунаций, не исчезла ли твоя пламенная любовь к прекрасной вольноотпущеннице Юлии?
– О, Фабий, эта любовь никогда не погаснет в моем сердце.
– Теперь настало время, когда ты можешь получить Неволею.
Мунаций Фауст, в знак сомнения, угрюмо опустил голову. Он слишком долго ждал этой минуты и уже потерял надежду быть счастливым, пока жил Август; да он и не мог надеяться после своего разговора с государем. Однако подняв глаза на Фабия Максима, он спросил его:
– Быть может, устраивается новый заговор?
– Ты отгадал.
Покачав головой, навклер возразил:
– Я знаю, к чему ведут эти заговоры; у меня нет достаточно сил, чтобы бороться против Ливии и цезаря Августа.
– Ты произнес золотые слова, Мунаций, и ты совершенно прав, отрицая заговоры, устраиваемые ветреными головами со слабыми и плохими средствами; но на этот раз речь идет о заговоре другого рода.
– Кто же заговорщики на этот раз?
– Сам цезарь Август!
– Он? Но против кого?
– Выслушай меня.
И тут Фабий Максим стал рассказывать Мунацию подробно о поведении Тиверия после триумфа и все эпизоды, которыми сопровождалась смерть Скрибонии, не скрыв перед Мунацием и разговор Августа с умершей, обещание, данное им ей, словом, все, что известно уже читателю. Затем Фабий продолжал:
– В день похорон Скрибонии Август, запершись со мной в своей сиракузе, сказал мне:
– О Фабий, ты слышал последние слова Скрибонии.
– Да, – отвечал я, – и твои клятвы.
– Могу ли я изменить им?
– Разумеется, не можешь, – заметил я.
– Следовательно, подумаем о средстве для выполнения их.
После этого он высказал мне свое намерение отправиться на остров Пианозу, к Агриппе Постуму, возвратить его из ссылки и объявить своим наследником.
– Он сын твоей Юлии, – сказал я ему, – и ты усыновил его.
– Но это усыновление, – возразил Август, – уничтожено сенатом.
– Потому что этого ты сам желал; оно будет восстановлено по твоему приказу.
– Каким же образом, – продолжал он, – оправимся мы в Пианозу?
– Разве нет у тебя трирем, либурн, не весь ли флот под твоей командой?
– Нет, если это станет известным, Ливия поднимет небо и землю против меня; Тиверий, пожалуй, возвратится на Родос, а ты ведь знаешь, как привязано к нему войско. Необходимо тайным и частным образом совершить поездку на Пианозу; но к кому обратиться в данном случае?
Он призадумался над этим вопросом и стал советоваться с самим собой; тут вспомнил я о тебе и отвечал:
– Есть один человек, который в данном случае мог бы быть нам полезен, но этого человека, о, цезарь, ты оскорбил до глубины души и сделал несчастным.
– Его имя?
– Кай Мунаций Фауст, из Помпеи.
– Это тот, которому я отказал возвратить вольноотпущенницу Юлии?
– Тот самый.
– Теперь он может получить ее.
– В таком случае, дело сделано.
Этими словами Фабий Максим закончил изложение своего разговора с Августом.
– Но, – возразил было на это Мунаций Фауст, – обманутый однажды в своей надежде…
– Понимаю, – перебил его Фабий Максим. – Неволея Тикэ будет доставлена тебе сегодня же, а завтра ты отправишься в Кампанью, чтобы взять Августа на свое судно.
Мунаций Фауст вскочил на ноги и прошептал взволнованным голосом:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187