Теперь, когда Нелл забеременела от короля, она уже не могла исполнять свои прежние роли. О ней позаботился Уилл Чэффинч, который ведал подобными статьями королевских расходов, и она переселилась в район Ньюменз-роу, находившийся рядом с Уэтстоунским парком.
Нелл ликовала при мысли, что она родит ребенка от короля, но у Карла это обстоятельство не вызвало особенного интереса. У него и так было много незаконнорожденных детей, ему был крайне необходим один законнорожденный. Еще до того, как ему вернули трон, у него была большая и все увеличивавшаяся семья, в которой герцог Монмут был старшим сыном. Некоторых он держал около себя, остальные ушли из его жизни. Одним из таких был Джеме де ла Клош, рожденный Маргаритой де Картере в то время, когда он был в изгнании на острове Джерси. Он полагал, что Джеме стал теперь иезуитом. Леди Шэннон родила ему дочь; Екатерина Пегг — сына и дочь. Было много других, утверждавших, что они его дети. Он всех их принимал с веселым добродушием. Он гордился своей способностью производить на свет сыновей и дочерей, и когда некоторые из его подданных звали его «Олд Раули»— по имени жеребца из королевских конюшен, от которого родилось больше прекрасных и здоровых жеребят, чем от других, — он не возражал. Барбара Каслмейн родила ему уже пятерых детей. Всех их он нежно любил. Он обожал своих детей, больше всего он любил с ними разговаривать и слушать их забавные замечания. Ему больше нравилось бывать у Барбары в детской комнате, чем у нее в спальне. Они росли более занятными — юные Анна, Чарльз, Генри, Шарлотта и Джордж, — чем их мегера-мать.
Он признал своими детьми девять или десять человек, он делал для них что мог — давал им титулы, назначал им денежное обеспечение, не упускал из виду выгодные для них браки… О, да, он на самом деле любил своих детей!
И вот теперь крошка Нелл должна подарить ему еще одного.
Это было интересно, он с удовольствием поглядит на ребенка, когда тот появится, но до того времени ему есть чем заняться в других местах.
Какое-то время его немного тревожили его сын Монмут и собственный брат, герцог Йоркский, поведение которых могло бросить тень на королевскую власть.
Монмут становился все более распущенным.
Что касается амурных дел, то говорили, что он в будущем обещает сравняться с отцом. Карл только пожимал плечами, слыша это. Пожалуй, ему бы и не хотелось, чтобы юный Джемми был другим, с другой стороны, имея таких родителей, он просто не мог быть другим.
Однако ему бы очень не хотелось, чтобы его сын ввязывался в каждую уличную драку. Карл выделил ему конный отряд, и когда он ездил недавно в Харидж инспектировать фортификационные сооружения, ему доложили, что сын с приятелями весьма весело проводили время, совращая в округе деревенских девушек.
«С моей стороны было бы нелюбезно лишать его удовольствий, которые мне самому доставляли так много радости», — говорил Карл сам себе. И все же он бы предпочел, чтобы юный Джемми развивал в себе какие-нибудь более серьезные способности. Конечно, друзья короля тоже не отказывались от таких удовольствий, но они были умными людьми. Будучи проказниками и распутниками, они интересовались и духовной жизнью, а не только физической — так же, как и сам Карл. А его сын Джемми усвоил пока, как ему казалось, все дурное, что пришло с эпохой Реставрации, и ничего хорошего из ее добрых обычаев.
Джемми с каждым днем становился все более заносчив и задирист. Он бросал тень на королевский дом. Брат Иаков тоже заставлял короля волноваться. Он был совсем не похож на юного Джемми. У Иакова были любовницы, много любовниц, и всякий раз, как только он мог ускользнуть от Анны Гайд, он отправлялся к любовницам и делал им детей. Иаков не был дурным человеком, Иаков был просто дурак. У Иакова был замечательный талант делать то, что приводит к неприятностям, — главным образом для него. «Ax, — частенько говаривал Карл, — спаси меня от la sottise de mon frere. Но прежде всего спаси от его глупости его самого».
Сейчас у Иакова были нелады с Бекингемом. Это еще один, который тоже был обречен доставлять неприятности, но в основном себе. «Два нарушителя спокойствия; если бы они объединили свои способности и варили бы кашу в одном котле, мне было бы легче, — размышлял Карл. — Но каждый из них стремится заварить кашу отдельно, в своем собственном котле, и мне предлагается двойная порция неприятностей».
Бекингем — из них двоих он несравненно умнее — решил, что Иаков должен стать его другом. Он заигрывал с герцогом, предлагая, чтобы они забыли споры и действовали заодно. Бекингему хотелось освободиться от своего основного соперника в «кабальном» совете (как, потешаясь, называло его народное остроумие), милорда Арлингтона, и с этой целью он домогался союза с Иаковом.
Иаков, твердо уверенный в своей правоте, устранился от их интриг. Он дал им понять, что считает ниже своего достоинства попадать в такую «кабалу»; он намерен по-своему служить королю.
К необузданному и отчаянному Бекингему следовало подходить с большим тактом.
Отныне Бекингем считал Иакова своим врагом; а каково болезненно честолюбивому человеку терпеть врага, который является к тому же предполагаемым наследником короны?
Бекингем бушевал от ярости, и сумасбродные планы теснились в его изобретательном мозгу. Королю необходимы были законнорожденные дети: герцогу Йоркскому никак нельзя позволить взойти на трон!
И тут вдруг Бекингем высказывает свой дикий план о разводе короля — этого отменного жеребца, много раз доказавшего, что он способен производить детей с самыми разными женщинами, — и бесплодной Екатерины, чья неспособность исполнить свои обязанности королевы может ввергнуть страну в отчаянное положение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110