— Я читала газеты. Пожалуй, это не тот случай, когда на следующее утро просыпаешься знаменитостью, да? — добавила она с нотками удовлетворения в голосе.— Такое бывает только в романтических мечтах, ты же знаешь.— Иногда так случалось. Но не с Лайзой.— Она еще совсем недавно на сцене, — сказала я в ее защиту. — И в самом деле выступала совсем неплохо.— «Совсем неплохо» говорят из вежливости, чтобы не сказать «не совсем плохо», — сказала Дженет. — Вот я бы сумела их расшевелить.— Вижу, что я допустила оплошность, — рассмеялась мама. — Мне следовало бы еще пару раз полежать с приступами.— О, нет, нет! — вскричала Дженет. — Я вовсе не то хотела сказать! Я была в ужасе, когда узнала об этом.— Все в порядке, дорогая, я понимаю. Все это вполне естественно. Как говорится, что одному на пользу, другому во вред. Что ж, в данном случае это, действительно, было во вред. Впредь буду осторожнее. А ты не волнуйся. Однажды ты станешь знаменитой, создашь себе имя. Удивительно, что значит имя. Если тебя постоянно хвалят, люди начинают считать, что ты и вправду хороша. И чем больше им об этом твердят, тем искреннее они в это верят. Эта мысль поселяется в их головах, прежде чем они успевают что-либо сообразить.Когда мы вышли от Дженет, мама сказала:— Бедная, как ей сейчас тяжело. Скорее бы она снова смогла танцевать.Лайзу очень заинтересовало известие о том, что мы ездили навестить Дженет Дэар.— Не скоро она снова сможет выйти на сцену, — сказала я.— Это, наверное, тяжело. Я знаю, что она должна сейчас испытывать.— Она думает, пройдет еще не меньше месяца. Мама считает, что целых полтора. Если бы нужно было только петь, она бы смогла. Но вот с танцами сложнее.— Родерик Клеверхем редко бывает в театре, не так ли?— Да, редко. Он приезжает в Лондон только на несколько дней. Ему приходится заниматься поместьем.— Оно, наверное, огромное.— Я никогда не была там, но, судя по тому, что он рассказывал, не маленькое.— Это, должно быть, прекрасно! Чарли, его отец, такой хороший человек. А мама у него какая?— Я не знакома с ней.Лайза понимающе улыбнулась.— Надо полагать, вы не дружите домами. То есть, я хочу сказать, когда Чарли приезжает в Лондон, он почти всегда здесь, а он ездит в Лондон часто, если учесть, что у него загородное поместье.Надо отдать ей должное, Лайза по-житейски правильно поняла ситуацию. Преданность Чарли моей маме была очевидна. Они были как супружеская чета, но не в период первой пламенной страсти, а когда она уже достигла счастливого состояния взаимопонимания и глубокой привязанности, основанной на спокойной и бескорыстной, ничего не требующей взамен дружбе.Лайза продолжала расспрашивать меня о семействе Клеверхемов и, незаметно для себя, я рассказала ей все, что знала о доме в Кенте и о леди Констанс.Она ловила каждое мое слово.— А ты, — сказала она, — ты ведь очень дружна с Родериком Клеверхемом?— Мы встречались несколько раз.— Хотя он и не приходит к вам в дом.— Он мог бы прийти. Мама была бы только рада видеть его здесь.— Но он все-таки не приходит. Только устраивает ваши встречи где-нибудь на улице?— О, нет, мы просто так встречались.— Я понимаю, — казалось, ее это забавляет. — Он теперь довольно часто бывает в Лондоне, не правда ли?— Так все делают, что в этом такого? Человеку может нравится жить за городом, но время от времени неплохо выбраться в столицу.— Ну да, как его отец, — улыбнулась она своим мыслям. — Долго он еще пробудет в Лондоне?— Не знаю.— Кажется, он упоминал, что останется здесь до конца недели.— Ах, да. Я теперь вспомнила. Вижу, он тебя очень заинтересовал.— Меня все интересуют, и он в том числе. Также, как его отец и Дезире, и ты. Меня всегда интересуют окружающие меня люди. А тебя — разве нет?— Думаю, что да.Однако я чувствовала, что ее особенно занимает Родерик Клеверхем.Потом это случилось снова. Было около трех часов пополудни. Мама отдыхала, как она это обычно делала перед вечерним спектаклем. Я зашла проведать ее.Она лежала на кровати и, войдя в комнату, я сразу заметила, что с ней что-то не так.— Что с тобой? — спросила я.— Опять эта дурацкая тошнота подкатывает.Меня охватила тревога.— Ах, нет! — вскрикнула я.— Сейчас пройдет. Когда это случается, кажется, что приступ обязательно повторится. Но это просто воображение, вот и все.— Тогда лежи и не двигайся, может быть, оно и пройдет.— Да, дорогая. Я надеюсь, что пройдет. Наверное, это на нервной почве. Эта противная графиня слишком на долгое время вошла в мою жизнь.— Но спектакль идет еще не так уж долго.— Со мной так бывает. Через какое-то время роль начинает надоедать, и уже хочется чего-то нового. Я по натуре непоседа. Не волнуйся, все будет хорошо. Тебе что-нибудь нужно? Поэтому ты пришла?— Нет, ничего. Я просто хотела проверить, не спишь ли ты. Тебе сейчас лучше?— Пожалуй, нет, дорогая. Я уже начинаю опасаться, что это опять повторение тех же приступов, что раньше.— Может быть, послать за доктором?— Нет, нет. Он опять скажет, что я что-то съела.— А что ты ела?— С прошлого обеда и стакана молока после спектакля почти ничего. Только кофе с тостами на первый завтрак и немного рыбы — на второй.— Опять рыба?— Но я часто ем рыбу.— Очень странно. Меня это беспокоит.— Ах, моя дорогая, не стоит волноваться. Все пройдет. Я ведь здорова, как лошадь.— Но эти приступы. Они становятся слишком частыми.— Дорогая, я вижу, тут уже ничего не поделаешь. Придется сообщить Долли.Теперь уж я разволновалась не на шутку. Это уже в третий раз в течение сравнительно короткого промежутка времени. Что-то нужно делать.Долли был в отчаянии. Ему и без того пришлось дважды переживать эту неприятность и вот сейчас — в третий раз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120