Затем оба осторожно вошли в воду. Вначале Сэмюэль старался держаться поближе к жене, наблюдая за тем, как она справляется с течением, но вскоре понял, что причин для беспокойства нет. Оливия плыла так, будто родилась в воде; они быстро достигли цели, оставалось только нырнуть и найти вход в бобровую хатку, что оказалось совсем не просто, но и это препятствие они успешно преодолели.
– Черт! Не понимаю, почему бобры не догадались сделать более просторный вход, – ворчал Сэмюэль, отплевываясь и осматриваясь. Тонкий луч света, пробивавшийся сквозь щели, с трудом позволял разглядеть утомленное лицо Оливии.
– Когда я нырнула и не сразу смогла отыскать вход, я уж было подумала, что зря втянула тебя в эту авантюру, – призналась она.
– Похоже, выбора у нас не было, – сказал Шелби. – Даже если индейцы выследят нас до плотины, откуда им знать, куда мы пошли дальше? По моим расчетам, они могут здесь проторчать день или два, так что мы успеем отдохнуть. – Он взглянул на жену, увидел, что она дрожит от холода, и предложил: – Надо снять мокрую одежду. – И принялся снимать брюки и сапоги, которыми обзавелся в лавке форта перед отъездом.
Оливия оглядела новое убежище. Высота потолка в верхней точке достигала десяти футов, круглое основание в поперечнике – сорока футов, пол устроен из толстых перекладин и плотного настила из прутьев, щепок и стружки, скрепленных илом и мхом. Дно хатки было прочным, как камень, но влажным от соприкосновения с водой.
– Как ты думаешь, – спросила Оливия, нервно облизывая губы, – вечером бобры вернутся домой?
– Вряд ли они обрадуются посторонним. Думаю, когда обнаружат нас, то воспользуются другими хатками. – Сэмюэль также оглядел помещение и подметил, что место для спанья оборудовано несколько выше влажного пола. Он постучал по своду и заключил: – Непогода не страшна. Бобры – отличные строители, так что устроимся со всеми удобствами.
Полковник перевел взгляд на жену, несколько удивился, что она все еще сидит в мокрой одежде, а потом понял деликатность ситуации, прокашлялся и сказал:
– Пойду раздобуду что-нибудь на ужин, а тебе не помешает снять и просушить одежду, иначе простудишься.
– Какой «ужин»?
– Если Сантьяго и его друзья-охотники меня не обманывали, вон через тот проход можно выйти к продовольственному складу.
– Понятно, – пролепетала Оливия, не зная, что еще сказать. Во рту неожиданно пересохло, и трясущимися пальцами она стала расстегивать пуговицы рубашки. Едва Шелби направился к проходу в другую хатку, Оливия легла на спину и принялась стягивать промокшие брюки. Во всяком случае, в этом полумраке ее нагота не будет слишком бросаться в глаза, понадеялась девушка.
Сэмюэль вскоре вернулся и гордо продемонстрировал свою добычу – ягоды, грибы и прочие радости любителей вегетарианской пищи.
– Нельзя сказать, что мы будем пировать, но и с голода не умрем, – с улыбкой заметил он.
При виде еды пустой желудок тут же дал о себе знать, и Оливия засунула в рот пригоршню ягод.
– Кажется, ничего вкуснее не пробовала, – призналась она.
– Попробуй грибы, они не хуже мяса и очень питательные, – промычал Сэмюэль с набитым ртом.
Они жадно ели, обмениваясь короткими репликами и чутко прислушиваясь, но вокруг царила безмятежная тишина, которую нарушал только хор лягушек да время от времени плескались у плотины тяжелые бревна, которые ворочало в воде сильное течение. Неожиданно их пальцы встретились, когда оба потянулись за новой порцией, они отдернули руки и заговорили одновременно:
– Я не…
– Нет, я…
В полутемной бобровой хатке будто искра промелькнула, когда сомкнулись взоры неистовых синих и сверкающих зеленых глаз, и стало тихо, как перед грозой.
– Что будем делать, Ливи? – прервал затянувшееся молчание полковник.
– Не… не знаю, – пролепетала Оливия, борясь с желанием прикрыть свою наготу.
– Я хочу тебя, – признался Шелби.
– Ты так об этом говоришь, будто сожалеешь о своем желании. – В голосе Оливии звучали обида и презрение одновременно. – Ты не доверяешь мне, Сэмюэль. Ты противишься желанию обладать мною. – «Потому что ты меня не любишь», – закончила она мысленно.
– Я восхищаюсь твоим мужеством и умом, а что касается доверия… – После мимолетного колебания он решился: – У меня есть основания подозревать твоего опекуна в измене. Учитывая, какие странные обстоятельства соединили нас, можно ли винить меня в излишней подозрительности?
– Наверное, нет… но у меня не меньше причин ненавидеть Эмори Вескотта, и за последние месяцы многое изменилось. – «Я полюбила тебя», – хотела добавить Оливия, но промолчала.
– Да, многое изменилось за последние несколько дней, и теперь мы женаты, Ливи, – напомнил он.
– Не называй меня так. – Ласковое уменьшительное имя отозвалось в ней болью. – Так называл меня отец. – «А он любил меня», – подумала Оливия и продолжала: – Ни один из нас не стремился связать себя брачными узами. Мы оба совершили ошибку, согласившись на совершение обряда.
– Значит, ты признаешь, что мы оба причастны к тому, что произошло в ту ночь, – улыбнулся Сэмюэль.
– В жизни не знала более самонадеянного и самовлюбленного мужчины.
– Я единственный мужчина, которого ты познала. Во всяком случае, в библейском смысле. – Осознание этого неожиданно доставило ему огромное удовольствие. Он встал, обнял Оливию за талию и потянул к себе.
Оливия не сопротивлялась. От Сэмюэля исходила сила и уверенность, хотелось скорее согреться от жара мускулистого тела, и она жадно отвечала на его страстные поцелуи. Он легко поднял ее на руки, перенес на сухое возвышение, усыпанное мягкой стружкой, и низко склонился под крутым изгибом свода хатки, осыпал поцелуями грудь, живот и зарылся головой между бедер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149