– Дело не только в моей бывшей супруге, – неохотно признался Сэмюэль. Ему не хотелось говорить на эту тему и в то же время тянуло все рассказать Оливии, смотревшей на него с сочувствием и теплой улыбкой.
– Мне кажется, вам просто попадались не те женщины. Может, вы не там их искали? – Оливия почувствовала, что Шелби замыкается в себе, и хотела разделить его боль. – Или в вашей жизни были и другие предательницы?
– Моя мать, – сухо сказал Шелби, – эгоистичная, расчетливая аристократка-француженка, не способная считаться с чувствами других людей. К тому же и коварная, под стать своему бывшему любовнику Талейрану. Она сумела пережить три режима. Когда мне исполнилось тринадцать лет, она забрала мою сестру и отправилась назад в Париж, бросив меня и моего отца на произвол судьбы. Ей стало скучно в Виргинии, захотелось вновь блистать в обществе. Отец умер от разбитого сердца, а я остался в живых, выстоял. Видно, сердце у меня крепче… или не такое любящее. – Он улыбнулся, в улыбке не было тепла. – А став взрослым, нашел совсем другое применение женщинам. И больше мне не нужна была мать.
– И сердце тоже? Я не уверена, что где-то глубоко в вас по-прежнему не скрывается маленький мальчик… который ждет любви. – Ей стало понятно теперь его странное обаяние, уклончивые ответы, цинизм и неприятие искренних чувств. Поймав на себе иронический взгляд синих глаз, девушка поспешно поправилась: – Ну, возможно, не материнской любви…
– Я не ищу никакой любви, Оливия. Я сделал одну попытку. Взял в жены прекрасную девушку из хорошей семьи, и мы стали жить вместе, намеревались обзавестись детьми… По крайней мере, я так полагал. Я был глупцом.
– Вы испытали боль и разочарование, но из этого не следует, что нужно считать себя глупцом, – возразила Оливия, сделав шаг вперед. Ей очень хотелось обнять и приласкать Сэмюэля. Он сжимал и разжимал кулаки, сдерживая приступ гнева, навеянного болью воспоминаний. – И это вовсе не означает, что нет женщины, которой вы могли бы довериться.
Оливия руководствовалась самыми лучшими чувствами, и Сэмюэль это хорошо понимал. Его неодолимо влекло к ней, хотелось положить голову на ее грудь и забыть о прошлом, думать только о настоящем и мечтать о будущем. Но эта девушка связана с Вескоттом – возможно, была его жертвой, а может, и сообщницей. И Сэмюэль улыбнулся, но глаза его остались холодными:
– Боюсь, мне не дано судить о женщинах. Всю жизнь меня влекло к тем, кто пускает кровь.
Намек был столь прозрачным, что прозвучал как оскорбление. Страшная боль пронзила сердце Оливии, сама собой поднялась рука и влепила звонкую пощечину обидчику. Девушка резко повернулась и выбежала из хижины. Последние свои слова: «Да, вам не дано судить о женщинах» – Оливия проговорила сквозь глухие рыдания.
Сэмюэль сначала намеревался последовать за ней, но передумал. Какой смысл? Все равно у него не складывались отношения с этой женщиной. То он оскорблял ее, то извинялся перед ней. Они явно не подходили друг другу, даже если каждому слову ее можно верить. А долгие годы работы шпионом сделали Шелби весьма недоверчивым.
Полковник в полной нерешительности стоял посреди комнаты, раздумывая над тем, чем заняться до возвращения Микайи. Обводя глазами помещение, он заметил стоявшее в углу ружье и решил, что его не мешает хорошенько прочистить.
А девушка бежала вперед сломя голову, не разбирая дороги. Глаза застилали слезы, она смахивала их рукой и мчалась все дальше от дома. Оливию остановило журчанье воды, и она бессильно упала на траву и зашлась в рыданиях. Невозможно было избавиться от терзавшей ее мучительной мысли: «Я люблю его и всегда буду любить». Через какое-то время она успокоилась, слезы высохли, и девушка вспомнила о своих обязанностях: скоро вернется Микайя, а ужин не готов. Оливия приподнялась, чтобы бежать к хижине, и в этот момент услышала грозное рычание.
Неподалеку скалил зубы койот, животное обычно пугливое, ночной охотник, избегавший встреч с человеком. А этот объявился днем, встал поперек дороги и вот-вот готов наброситься. Здесь что-то явно не так. Оливия присмотрелась и, к своему ужасу, обнаружила, что вся морда зверя покрыта пеной, клочьями стекающей на грудь. Точь-в-точь, как говорил Микайя, описывая бешеных псов. Девушка быстро огляделась в поисках оружия, но ничего подходящего не было, только сухие ветки.
Сэмюэль прочистил и смазал ружье, зарядил и в этот момент услышал крик Оливии. В ее голосе было столько неподдельного ужаса, что, не задумываясь ни на секунду, полковник выбежал из хижины и помчался с ружьем наперевес к реке. Возле небольшой полоски песчаного пляжа он увидел насмерть перепуганную девушку, не сводившую глаз с кустов в десятке шагов от нее. Койот снова зарычал и двинулся вперед.
– Не шевелись! – скомандовал Сэмюэль Оливии, медленно поднимая ружье, тщательно прицелился и выстрелил. Облачко едкого дыма застлало глаза, полковник ринулся вперед, перехватив ружье за ствол, намереваясь прикладом ударить койота, если тот уцелел, но увидел, что не промахнулся, – бездыханного зверя отбросило назад, и он лежал у поваленного дерева, истекая кровью.
Сэмюэль подошел к койоту, ткнул его прикладом, готовый при необходимости нанести сокрушительный удар, убедился, что зверь мертв, положил ружье на землю, бросился к Оливии, все еще стоявшей на коленях, помог ей подняться и сжал в объятиях. Девушка обвила руками его шею и тесно прижалась к широкой груди, обещавшей спасение и защиту от всех невзгод.
Зарывшись лицом в пышную копну огненно-рыжих волос, полковник вновь и вновь повторял дорогое имя, шептал нежные слова вперемежку с проклятиями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149