Несколько секунд Оливия колебалась. Не давала покоя мысль о вонючем зверьке, но голод взял свое, и девушка снова взялась за ложку. Жаркое и в самом деле было превосходное.
Охотник с интересом наблюдал за девушкой. Другая бы, узнав, что ей на обед предлагают скунса, нос бы воротила, а эта уплетает за обе щеки и еще нахваливает. Да и раньше себя показала молодцом. Не каждый мужчина встретит разъяренную медведицу лицом к лицу, а эта рыжая стояла, крепко сжимая в кулачке крохотный ножик, готовая бороться до конца и дорого продать свою жизнь.
– Вы вроде бы из городских? – спросил охотник, присмотревшись к ее нежной бледной коже и грубой мужской одежде. – Что вы здесь делаете одна, переодетая парнем?
– Я сбежала… от человека, который меня предал… Нет, на самом деле даже от двоих людей, которые меня предали, – добавила она и тяжело вздохнула, глядя в теплые карие глаза Микайи. Видно, человек бывалый, много повидавший на своем веку. Обожженная солнцем и ветром кожа на лице задубела и будто вытерлась, как старое одеяло из шкуры бизона, и слегка лоснилась. В длинных темных волосах и окладистой бороде было много седины, но держался Микайя прямо и в нем чувствовалась большая сила, хотя Оливия решила, что ему много за пятьдесят.
Несмотря на огромный рост и устрашающую внешность, от охотника исходили мягкость и доброта. За всю свою жизнь Оливия ни разу не встречала человека, которому могла бы доверить свои сокровенные мысли, если не считать, конечно, родителей. А Микайя Джонстон почему-то располагал к откровенности. И, еще не успев опомниться, девушка уже излила ему историю своей жизни, поведав о гибели родителей, предательстве опекуна и о самом обидном – о том, как ее предал и бросил Сэмюэль.
– Да-а, – задумчиво протянул Микайя, выслушав Оливию до конца. – Похоже, у вас никого не осталось. Разве только дядя в Новом Орлеане, но и на него надежды мало, судя по тому, что он не пустил родную сестру с мужем и ребенком на порог. Если уж человек родной сестре отказывает в помощи, с ним лучше дела не иметь. Такие хуже зверей, потому что звери повинуются инстинкту, а людям бог дал разум и чувства. Вот только они редко руководствуются сердцем или рассудком, – мрачно заключил охотник.
– Поэтому вы избрали жизнь вдали от людей? – осенило Оливию. Она чувствовала в Микайе Джонстоне родственную душу, как если бы оба были обижены жизнью и преданы близкими людьми.
– Такая молодая и такая проницательная, – удивился охотник. – Попали в точку, мисс. Наверное, я забрался в эту глушь в надежде найти здесь мир и покой. Природа – штука жестокая, но никогда не наказывает зря. Ее законы справедливы. А у людей… – Он не закончил фразу и умолк, угрюмо уставившись в огонь костра.
– У вас есть семья? – Оливия заранее знала ответ. Человек, который столь остро прореагировал на историю с дядей Шарлем, должен иметь семью.
– Была, но давно, когда я жил в горах Каролины. Была жена Мария, очень хорошая женщина, и ферму мы имели, правда, небольшую. Урожай собирали, когда какой, и я еще подрабатывал на кузнице. Была у нас и дочь, а сыновей бог не дал. Жена из-за этого очень переживала, а потом с нами поселился Вейлон, сын ее сестры. Его мать умерла, когда он был совсем маленький, и с отцом не повезло – никудышный мужик и семью бросил. Вейлона мы растили как своего сына, но он часто болел в детстве и, наверное, из-за этого, когда подрос, начал пить, буянить и приставать к девушкам в городе, а в конце концов погиб. Мария места себе не находила, когда ей сказали, что Вейлона убили за кражу лошади.
– А что ваша дочь? – нерешительно спросила Оливия.
– Она всегда хотела уехать с фермы, – с тяжелым вздохом ответил Микайя. – Ненавидела нищету, искала красивой жизни и в пятнадцать лет сбежала с плантатором из Виргинии. Позже мать попросила священника написать письмо, чтобы узнать, как там наша дочка, а та отписала, что ее муж не хочет знаться со всякой рванью. Всего-то один раз и получили от нее весточку. Мария отправляла потом письмо за письмом, но без ответа, очень расстроилась, заболела и отдала богу душу. После ее смерти я решил перебраться в Кьюмберленд. – Охотник улыбнулся, давая понять, что трагедия ушла в прошлое. – На сборы много времени не понадобилось. Оседлал коня, сплюнул в огонь и ускакал.
До сих пор Оливии казалось, что на ее голову свалились все беды мира, но сейчас ей стало стыдно за себя. Ее переживания не шли ни в какое сравнение с трагической судьбой Микайи Джонстона, и оставалось только поражаться его стойкости и мужеству.
– Выходит, вы прибыли сюда из самой Каролины? Пересекли Аппалачские горы, проехали через Кентукки, прежде чем добраться до Миссисипи?
– Пустяки. Мне случалось забираться еще дальше на Запад. Пару лет назад совершил небольшое путешествие с парнем по имени Култер, и мы забрались высоко в горы. Так высоко, что голова кружилась, когда вниз глянешь. Под ногами пропасть, а голова в облаках. Вот как высоко. Дошли до соленого океана и видели, как из земли бьет столб воды с грязью, будто из пушки. Воняет там, будто из пасти сатаны. Вот тогда и решил, что надо держаться ближе к Миссури. Здесь места отличные.
В Сент-Луисе до Оливии доходили из вторых и третьих рук казавшиеся неправдоподобными рассказы Култера. Он утверждал, будто своими глазами видел ямы с кипящей грязью и бившие из расщелин струи горячей воды, но ему верили немногие. Тем более что в ходе экспедиции Люиса и Кларка никто ничего подобного не встречал. А сейчас, глядя в глаза Микайи, девушка понимала, что он говорит правду.
– Много же вы повидали на своем веку, – заметила Оливия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149